Купол над бедой. Дети серого ветра. Эгерт Аусиньш

яму и два метра рыть, то незахороненные, или захороненные одиночно и не перенесенные, лежат под поверхностью. Понятно, что по частям, если по могиле плугом пришлось. А захоранивать самовольно, получается, нельзя. Ну или вот-вот будет нельзя. И в борозде их не оставишь, люди же. А дома хранить тоже нельзя. И в морг или хотя бы в полицию не сдашь: чтобы приняли, надо доказать, что это человеческие. А чтобы доказать, надо принести позвоночник или череп, хотя бы фрагменты. А берцовые или там ребра – куда хочешь, туда и девай. Особенно если не целые. Но, сука, те же самые ребра оказываются подсудными, если их не принести и закопать самовольно или хранить дома, дожидаясь возможности подхоронить тихонько в ближайшую братскую. А в полицию принесешь, так ведь не возьмут. Классные вилы, хрен увернешься. Это не считая того, что весь копаный огнестрел теперь опять криминал. А новый из Китая идти полгода будет. И оборотни в любом дворе по южному берегу Невы.

      Госпожа психолог высказалась непечатно – негромко, но так зло и заковыристо, что Марина уронила крышку кастрюли, а Валентин покрутил головой. А Полина, проматерившись, с усилием проговорила:

      – Пока можно, считаем, что этой проблемы нет. Когда проблема появится – мне несите, разберемся. Лазейка у нас есть, хотя и очень ненадежная. По нашему законодательству кости, обработанные с художественно-эстетическими целями, не являются останками. Они уже арт-объект. То есть, главное, чтобы не попался гравер. И если никто не укажет на выполняющего работы мастера, то самое скверное, что может случиться – это изъятие арт-объекта у владельца. И вот после изъятия пусть голова болит у них. – Вздохнув, она продолжила, – А на это лето задача у нас простая: убрать все, что они могут захотеть спереть или испортить. По второй мировой экспозиций оставлять нельзя. Ни одного предмета, вообще ничего. Ставлю свою голову против пустой пивной банки, что если до этого дойдет, то витрины с военной тематикой под пресс пойдут первыми.

      Марина тоже вздохнула и пошла к окну с пепельницей:

      – Полиш, может, все-таки обойдется? И не надо таких радикальных мер? Это ведь силы и время. Ну не верю я, что сааланцы станут целенаправленно разрушать памятники культуры. Да Шайни их просто спятил, Эрмитаж они разворовывали, а не боролись за нашу нравственность. С медициной ты права, и именно этим стоит заняться в первую очередь.

      – И этим тоже, – сказала Полина. – Лишь бы Петрозаводск с потоком справился, надо поискать, кто там у нас, и предупредить.

      Впрочем, в официальных новостях и частных слухах и так хватало поводов для беспокойства, так что в общем потоке треша прогнозы развития событий стали не более чем еще одним поводом активно не любить сааланцев. И вот теперь, ноябрьским вечером в Корытово читая эту заметку, Полина ежилась, пододвигая ближе совершенно нелегальный обогреватель с «ключика» размером чуть больше литровой банки, вспоминала летний разговор и думала, каких сюрпризов ждать в первую очередь.

      Мам, привет. Напиши,