Отель «Нью-Гэмпшир». Джон Ирвинг

производства синтетических тканей, это насыщенное какао с серебром стало тусклым и мрачным.

      – Цвет глины с облаками, – говорил мой отец.

      Учащиеся школы Дейри, которые играли с нами, ребятами, когда не показывали Фрэнни свои штучки, просветили нас, как еще называют цвета, которые были символами школы. Старший ученик по имени Де Мео – Ральф Де Мео, одна из немногих звезд Айовы Боба и звезда весенних и зимних спринтерских забегов у отца – объяснил Фрэнку, Фрэнни и мне, что в действительности эти цвета значат.

      – Серый – все равно что цвет лица покойника, – сказал Де Мео.

      Мне было десять, и я его боялся; Фрэнни было одиннадцать, но она вела себя так, как будто была старше его; Фрэнку было двенадцать, и он боялся всех.

      – Серый – все равно что цвет лица покойника, – медленно повторил Де Мео для меня. – А коричневый, коровье-коричневый, как цвет испражнений, – сказал он. – Испражнения – это значит говно, Фрэнк.

      – Я знаю, – сказал Фрэнк.

      – Покажи мне это опять, – сказала Фрэнни Де Мео; она имела в виду его штучку.

      Таким образом, смерть и дерьмо были цветами умирающей школы Дейри. Пытаясь преодолеть это проклятие, а заодно и другие, тянущиеся от коровьей истории и не слишком изящной старины Нью-Гэмпшира, правление школы и решило начать принимать женщин в число учащихся.

      – Это, по крайней мере, поднимет требования.

      – Для футбола это будет конец, – сказал старый тренер Боб.

      – Девочки играют в футбол лучше, чем большинство твоих парней, – сказал отец.

      – Я это и имел в виду, – подтвердил Айова Боб.

      – Ральф Де Мео играет очень хорошо, – заметила Фрэнни.

      – Играет с чем очень хорошо? – спросил я, и Фрэнни пнула меня под столом.

      Фрэнк сидел мрачный; больше любого из нас, он находился в опасной близости от Фрэнни и как раз напротив меня.

      – У Де Мео, по крайней мере, есть скорость, – сказал отец.

      – Де Мео, по крайней мере, умеет бить, – сказал тренер Боб.

      – Это уж будь уверен, – сказал Фрэнк.

      Фрэнку несколько раз доставалось от Де Мео.

      Именно Фрэнни как-то защитила меня от Ральфа. Однажды мы наблюдали, как они красили линии на футбольном поле, – вдвоем с Фрэнни мы прятались от Фрэнка (мы часто прятались от Фрэнка). Де Мео подошел и толкнул меня к бортику. На нем была его футбольная форма: дерьмо-и-смерть номер 19 (его возраст). Он снял шлем, выплюнул загубник на гаревую дорожку и блеснул Фрэнни своими зубами.

      – Вали отсюда, – сказал он мне. – Мне надо круто побазарить с твоей сестрой.

      – Не надо его толкать, – заметила Фрэнни.

      – Ей только двенадцать, – сказал я.

      – Вали, – сказал Де Мео.

      – Не надо его толкать, – сказала Фрэнни Де Мео, – ему всего одиннадцать.

      – Я хотел тебе сказать, что очень жалко, – сказал ей Де Мео. – Когда ты сюда поступишь, меня уже здесь не будет. Я уже окончу школу.

      – Что ты хочешь этим сказать? – спросила Фрэнни.

      – Они