Бельканто. Энн Пэтчетт

вице-президента в мир иной, однако рассказ о мыльной опере его остановил. Хоть он и был взбешен тем, что пять месяцев тщательной подготовки к похищению президента и, возможно, свержению всего правительства оказались безрезультатными и теперь ему надо что-то делать с двумястами двадцатью двумя заложниками, лежащими перед ним на полу, – в слова вице-президента он поверил безоговорочно. Такую жалкую глупость нарочно не выдумаешь. Командир Бенхамин никогда не останавливался перед убийством и тем более не испытывал потом ни малейших угрызений совести, потому что прекрасно знал из своего личного опыта, что человеческая жизнь представляет собой не более чем череду мучительных страданий. Если бы вице-президент сказал, что у президента простуда, он бы его застрелил. Если бы вице-президент сказал, что у президента неотложные дела, касающиеся национальной безопасности, он бы его застрелил. Если бы вице-президент сказал, что все это просто уловка и президент даже не собирался приходить на это мероприятие, – бабах, и не стало бы вице-президента. Но Мария! Даже в джунглях, где телевизоры встречаются редко, связь ненадежна, где электричество включается от случая к случаю, люди обсуждали Марию. Даже Бенхамин, который ничем не интересовался, кроме свободы бедных и угнетенных, знал кое-что про Марию. Этот сериал шел по телевизору днем с понедельника по пятницу, но во вторник вечером давали особую, обзорную серию для тех, кто днем работает. Если Марию предполагалось освободить, то ничего удивительного нет в том, что это произошло вечером во вторник.

      Согласно разработанному плану президента Масуду должны были захватить за семь минут. Сейчас заговорщики уже должны были быть далеко за пределами города, спешно уходить по опасным дорогам, что вели в джунгли.

      И тут за окнами стали возникать ярко-красные всполохи и раздался пронзительный и мерзкий вой сирены. В нем слышался приговор. С пением он не имел ничего, совсем ничего общего.

      Глава вторая

      Всю ночь напролет внешний мир ревел, громыхал и горланил. Подъезжающие машины с визгом тормозили и с визгом же отъезжали. Сирены то замолкали, то снова принимались выть. Кто-то возводил деревянные баррикады, и за ними собирались люди. Удивительно, как много звуков улавливали заложники теперь, когда лежали на полу. У них было время прислушаться хорошенько – вот, шарканье ног, а вот дубинка похлопывает по ладони. Они уже вдоволь насмотрелись на потолок (светло-голубой с позолоченной лепниной, затейливой до безвкусицы, сплошные изгибы-завитки да три пулевых отверстия), так что закрывали глаза и обращались в слух. Голоса, многократно усиленные и исковерканные громкоговорителями, выкрикивали приказы тем, кто находился на улице, и категорические требования для тех, кто находился внутри. От них ожидали только безоговорочной и немедленной капитуляции.

      – Положите оружие на землю перед дверями дома! – во всю мочь бесновался кто-то снаружи, из-за динамика казалось, будто голос его пробулькивает откуда-то со дна океана. – Немедленно откройте двери и