О культуре и не только. Елена Ямпольская

– нечеловеческий спрос.

      Сергея Михалкова было много. Песня, исполнявшаяся Кристалинской (а до нее – Шульженко): «Если вам ночью не спится и на душе нелегко, значит, вам нужно влюбиться в ту одну на земле, что от вас далеко» – это тоже он. Сценарий фильма «Три плюс два», «Фитиль», эпитафия на Могиле Неизвестного Солдата: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен», русские «Три поросенка», «Зайка-Зазнайка», «Праздник непослушания» и книга «Я был советским писателем», созданная в крайне «не подходящем» 1992 году. Михалков знал, чем заканчиваются праздники непослушания…

      Запись в книге посетителей сталинского музея в Гори: «Я ему верил, он мне доверял». И знаменитая «отмазка», когда партийное начальство требовало повлиять на верующую жену: «Что я м-могу с ней поделать? Она на десять лет меня старше. Когда умер Ленин, она уже б-была женщиной…». Всё это – Сергей Михалков.

      Люди, которых много, вызывают активное желчеотделение у людей, которых мало. Тот, кто сам – будто шагреневая кожа на лице стареющей кинодивы, в натяжечку, – не выносит других, щедро одаренных, избыточных. Не понимает, зачем так безоглядно расстаралась природа – ведь при разумной экономии из этого материала пять человек можно выкроить. Но природа, слава Богу, не жадный Вартан из армянской сказки, переложенной на стихи Михалковым. «– Быть может, выкроишь все шесть? – Могу, раз надо так! – Где шесть, там – семь! – сказал Вартан. – Идет! – сказал скорняк»…

      Михалкова не просто было много. Его много и осталось. Теперь только в нашей памяти. Но уже навсегда.

      Мистер Пиквик из Смоленской губернии

      19.01.2010

      СТО ДЕСЯТЬ ЛЕТ назад в деревне Глотовка на Смоленщине родился Михаил Исаков. Будущий великий поэт Исаковский. Тот, кто однажды крупным почерком вывел: «Выходила на берег Катюша…»

      Он с тринадцати лет страдал болезнью глаз, которая регулярно грозила полной слепотой, потому буквы в рукописях год от года становились все больше. Под конец жизни Исаковский пользовался только фломастерами – иначе написанного не разбирал.

      Он никогда не был модным и, может быть, потому не устаревает. Об Исаковском не спорили критики. Разве что первый сборник – «Провода в соломе» – подвергся обструкции, но за 2 8-летнего автора вступился в «Известиях» Максим Горький.

      Михаил Исаковский прожил тихий, не героический век. Воевать по болезни не мог. Свой эвакобыт в Чистополе описывал с поистине пушкинским даром укладывать прозу в стихи: «Дрова таскаю. Печь топлю в квартире. Курю какой-то невозможный мох. Варю и ем картошку в вицмундире, как выразился здешний педагог»… Однако в том, что 9 Мая – до сих пор главный праздник страны, и. о. национальной идеи (за неимением оной), – не в последнюю очередь заслуга Исаковского.

      Он дружил с Александром Твардовским, уважал Александра Фадеева, симпатизировал Алексею Суркову. Не участвовал в гонениях, но и не бросался грудью прикрывать гонимых. Сочинил множество барабанных виршей про Ленина и партию, обращался