Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце. Валерия Анненкова

слепое девичье сердце. Ее нежные руки скользили по его спине, поглаживая темную ткань пиджака. Статский советник не хотел, чтобы эти мгновения заканчивались, но, как только в голову врезалась мысль об оставшихся дома жене и сыне, он отстранился от девушки, пробурчав:

      – Нет, Анна, нет! Только не сейчас…

      – Что с вами, Александр Леонидович? – тревожно спросила она, как только мужчина поднялся с дивана и начал собираться. – Куда вы?

      – Милая моя Анна Николаевна… – остановился он возле девушки. – Любовь моя, у меня дома ваша сумасшедшая сестрица осталась. Я не могу оставлять ее одну с сыном. Не дай Бог она еще что-нибудь с собой сотворит, или с Алешкой!

      – Подождите, – растерянно собиралась девушка, – что с ней? Почему она сумасшедшая?

      – Анастасия Николаевна пыталась вчера покончить с собой, изрезав руки осколками хрустальной шкатулки.

      Анна стояла, осматривая его округлившимися от удивления глазами. Не став больше что-то объяснять девушке, Лагардов быстро оделся и, подождав немного ее, вышел из кабинета и сказал:

      – В моей карете поедите, Анна Николаевна? Если да – то я с превеликим удовольствием довезу вас до поместья.

      Она закивала и проследовала за ним.

      Добравшись домой, Лагардов тут же кинулся в спальню. Каждый его шаг был сдержанным, уверенным и сосредоточенным. С особой опаской он поднимался по лестнице, будто боялся оступиться и свернуть шею. Он никогда не боялся смерти… до сегодняшнего дня. Теперь же что-то изменилось, какая-то тревожная мысль заставляла статского советника осознавать, что в случае его смерти ничего хорошего не произойдет: Анастасия Николаевна, возможно, и так не выживет, Алеша, соответственно, останется один на попечении Усуровых, чего он так боялся пожелать даже самому заклятому врагу, а самое страшное – Анну выдадут замуж за Хаалицкого. Тревога за судьбу сына и свояченицы порождала в его душе страх смерти.

      Он неспешно прошёл в комнату. На постели лежала жена, очевидно, спящая, рядом сидел доктор, что-то смешивающий в небольшой пробирке. Александр Леонидович приблизился к кровати, бросив мимолетный взгляд на женщину – она была бледна и чем-то походила на мертвую. Руки ее от запястий почти до локтей были перевязаны бинтами, запечатлевшими на себе алые следы утреннего кошмара. Он коснулся ее правой ладони, та оказалась холодной. Казалось, Анастасия Николаевна медленно и мучительно умирала, если бы не одна невесомая деталь – ее дыхание, еще не оборвавшееся, как и тонкая нить ее жизни.

      Статский советник повернулся к доктору, подсыпающему в пробирку белый, немного желтоватый порошок. Доктором был мужчина лет сорока семи невысокий плотный с крутыми плечами и широкой спиной. Его волосы, когда-то еще светлые, были полностью отбелены сединой. Доктор что-то смешивал, полностью увлекшись этим занятием и не обращая внимания на Александра Леонидовича. В разуме графа