Городская Ромашка. Ольга Кай

было дольше гулять, чаще ходить пешком, не торопясь домой.

      Сколько раз во время таких прогулок Ромашка намеревалась свернуть с Музейной, пройти квартала четыре до старого дома, ничем не примечательного в ряду точно таких же домов, пробраться в подъезд, постучать в подвальную дверь… Но всякий раз одергивала себя, понимая, что из-за глупой прихоти может навлечь беду на человека, не раз спасшего ей жизнь.

      Весна подходила к концу, в центральном парке зацвели вишни – хилые, с редкими ветвями, такие тонкие, что Ромашка могла бы обхватить ладонями ствол. Но в эту пору они казались девушке самым прекрасным, что может быть на свете. Стоя у столба на аллее центрального парка, Ромашка долго смотрела на них и принюхивалась, угадывая в невероятном сплетении запахов тонкую нить цветочного аромата. Дельфина со своим новым парнем по имени Кит каталась на аттракционе. Они предлагали и Ромашке, но та отказалась. Понаблюдав немного, как кружатся и переворачиваются вверх ногами Дельфина, Кит и еще человек двенадцать счастливцев, нашедших деньги на билет, Ромашка отошла в сторону и замерла, глядя на цветущие ветви.

      Со стороны ее поведение казалось странным: никто не приходил в парк лишь затем, чтобы поглазеть на деревья. Люди вообще редко смотрели вверх, куда чаще – под ноги, но девушка не думала об этом. Ей хотелось прикрыть глаза, только этого делать не следовало: мигом обворуют либо прицепится кто-нибудь, поэтому Ромашка смотрела и смотрела вверх, лишь изредка поглядывая по сторонам. Когда рядом с нею остановился кто-то и тоже прислонился к столбу, девушка ощутила досаду: ее символическое уединение было прервано.

      – Здравствуй, Ромашка.

      Ноги вдруг стали ватными: вот уж поистине, когда она и не думала, не гадала о встрече… Ромашка медленно повернула голову.

      Мирослав, щурясь, смотрел на нее, лицо было бледным, щеки ввалились, резче обозначив скулы. На лбу, у переносицы, залегла глубокая морщина, которой Ромашка не помнила. В остальном же он не изменился: глаза все те же, все так же собраны ремешком на затылке гладкие, светло-русые волосы. Ромашка разглядывала его, смущаясь и опасаясь хоть на мгновение отвести взгляд: кто знает, может, это всего лишь мираж, который, только она моргнет, исчезнет? Но все сомнения в реальности происходящего рассеялись, когда сильные пальцы сжали ее ладонь.

      – Пойдем. Я знаю тут место…

      Как они шли – Ромашка не помнила. По дороге она позвонила Дельфине, предупредив, чтоб ее не ждали. Потом была какая-то улица, дверь дома, подъезд, лифт, скрип решетчатой двери… Все это время Ромашка боялась выпустить ладонь Мирослав и потерять его посреди городской суеты. В лифте она стояла рядом с ним напряженная, словно натянутая струна, а стоило им оказаться наверху, в высоком чердаке, где жутко скрипели и гудели механизмы лифтов, вдруг почувствовала слабость в ногах.

      – Здесь никого нет, – начал Мирослав, – и можно спокойно поговорить. Ты знаешь, Ромашка… Ромашка? Ты что, плачешь?

      Девушка