Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви. Ольга Савельева

      – Ольга, я накрыла на стол. Напекла плюшек с корицей. Вы кушайте, кушайте.

      Мы садимся за стол. Зинаида Макаровна разливает чай по чашкам. Беседуем о разном. О капризном декабрьском марте, о дырявом здравоохранении, о том, как Зинаида Макаровна 32 года отработала на одном заводе, об удачной корице в плюшках, о работе Гордея, о кризисе производства, о том, что я долго искала место для парковки.

      Зинаида Макаровна – хорошая женщина. Но пожилая. Она пережила тяжелые голодные времена и не смогла их забыть. Поэтому она постоянно говорит одну фразу: «Вы кушайте, кушайте». Это на самом деле обычная фраза. Но когда ее повторяют по сотне раз в час, она становится самой ужасной фразой в мире. Мы кушаем, кушаем!

      Я пришла к Гордею взять интервью. Как к холостяку, потенциальному чьему-то жениху. Гордей не чует подвоха. Он жених. Завидный. А что не так?

      Женщины сегодня избалованы соблазнами. Они знают, как может быть, и не хотят хоть как-нибудь. Они смотрят «Секс в большом городе» и думают: вон как бывает, оказывается.

      Красивые свидания, полуночные бары, туфли от «Маноло», звездное небо Манхэттена с черепичной крыши, струнный квартет за углом, лукошко клубники посреди зимы, цветы с курьером, гардеробная комната с откровенными зеркалами, ловкий поцелуй главного героя. Романтика.

      Гордей уверен, что все это наносное, социальное, условное, никому не нужное. Его женщина оценит его глубокий внутренний мир. Глубину, кстати, Гордей определяет сам, на глазок. Мы с ним переходим на «ты».

      – Вы кушайте, кушайте. Надо нам женить Гордика, – говорит Зинаида Макаровна, причитает. Берет меня в сообщники в деле трудоустройства сына в семью. Диалог происходит при Гордее. Он никуда не вышел, вот, сидит рядом на табуретке и молчит, будто разговор не о нем. Неинициативный.

      – Может, сам как-нибудь справится, Зинаида Макаровна, – хмыкаю я.

      – Не справится, – вздыхает мама. – За 43 года не справился.

      – Значит, не хочет.

      – Хочет, хочет! – испуганно адвокатирует сына мама.

      – Пока очевидно, что он хочет сидеть на табуретке сложа руки и плюшками баловаться.

      – Гордик, ну скажи! – приказывает мама.

      – Все женщины меркантильные, – выносит приговор Гордик.

      – Да? – удивляюсь я.

      – Да. Московская прописка всем нужна.

      – Это да, – легко соглашаюсь я. – А что еще у тебя есть, Гордей?

      – В смысле?

      – В прямом. Брак – это бартер. Мы вот с мужем вместе 14 лет. Я ему – детей, ноги, борщ. Он мне – юмор, легкость, деньги. Все честно. Не понимаю, почему ты с осуждением говоришь о женщинах как об охотницах на твою прописку, если кроме нее у тебя ничего нет?

      – Как ничего? – обиделся Гордей.

      – Как ничего? – обиделась Зинаида Макаровна.

      – Ну вот я и спрашиваю: что есть?

      – Ну, я веселый.

      Общаемся втроем. Мне с первой минуты очевидно со стороны, почему Гордей одинок. Нет, дело не в том, что он латентный сладострастник. Просто он никакой. Он человек с частицей «не»: неинтересный, невеселый, неперспективный.