Так становятся звёздами 2. Екатерина Оленева

пролитый на грешный мир. Путеводная нить в запутанном лабиринте жизни. И я отчаянно боюсь утратить это.

      Слова Торна бальзамом лились в душу, им так хотелось верить. Его руки, протянутые к ней, притягивали, манили утешиться на его груди, раствориться в тепле, в чуть горьковатом, знакомом запахе.

      Любовь – родная сестра печали. Истинная любовь куда ближе к слезам, чем к радостному смеху потому что нельзя не бояться потерять, того, кого любишь. Страх потерять любимых ранит сердце.

      В случае с Торном Гаитэ почти всё время боялась разочароваться в нём. Он всегда ходил по той грани, за которой просто проступок может стать чем-то большим, непростительным, разрывающим связи, вымораживающим. И то, что рано или поздно, Торн эту черту перейдёт, Гаитэ чувствовала интуитивно.

      Стоит ли позволять себе любить, зная, что всему придёт конец?

      Правильно ли отказываться от любви из страха?

      Вот парадокс, без любви не бывает счастья – ты словно живёшь в сером сне без красок. А когда любишь, мир ярок и светел, но душа то и дело режется об острые края, исходя слезами. Может быть, потому большинство людей и предпочитать вместо настоящего чувства некий суррогат из полу-дружбы-полу-страсти, которая вроде бы как не совсем всерьёз?

      Когда губы Торна встретились с губами Гаитэ, её руки обвили его шею. Его пальцы впивались ей в плечи, словно он всё ещё боялся, что она станет его отталкивать.

      Но бежать было некуда. От себя всё равно не скроешься. Как и от судьбы ещё никому не уйти.

      Несмотря на все ссоры, на горе и неопределённость последних дней, губы Торна оставались по-прежнему сладкими, по-прежнему желанными. И Гаитэ уступала его несравненному аромату, теплу и твёрдости. Правил этого притяжения ничто не отменяло.

      Она медленно погружалась в гамму уже хорошо знакомых, но от этого не менее острых, приятных ощущений. Он так крепко прижимал её к себе, что его желание обладать ею стало очевидным и кружило голову, как дорогое вино.

      Ночная сорочка быстро уступила напору неутомимых пальцев. Упругие, мягкие холмики грудей Гаитэ были встречены искусными в любовных ласках пальцами и губами Торна. Откинув голову, полузакрыв глаза, Гаитэ оказалась не в силах сдержать стон.

      Вцепившись в воротник его жёсткого бархатного халата, она скользила рукой по его гладкой груди, поджарому и плоскому животу, потом ещё ниже, пока пальцы не коснулись члена, жарко пульсирующего под ладонью.

      От её прикосновений Торн задохнулся, тихо роняя:

      – Гаитэ…

      И когда он овладел ею, Гаитэ задрожала всем телом от взрыва удовольствия.

      Она инстинктивно приподнималась ему навстречу, когда он со стоном входил, вонзался в неё, быстро, порывисто и глубоко.

      Их губы слились так же, как слились тела, сцеловавывая глухие стоны страсти, разделяя их и тем самым умножая.

      Каждый дюйм её тела пылал под его пальцами, горя от наслаждения. Задыхаясь от страсти, они вместе взлетели на вершину блаженства.

      А потом лежали рядом, вдвоём, в полутьме. Их тела блестели