Усть-Илимские истории. В честь 100-летия ВЛКСМ. Сергей Алексеевич Решетников

и выдержали, преодолели все испытания судьбы, сумели поднять и вырастить своих деток.

      – Феофан Романович, а какой был Ленин, наш Владимир Ильич? – начинали расспрашивать мы.

      Жутко интересно было узнать впечатление очевидца. Ведь для нас Ленин был иконой. Тем, чем является святой для православного верующего. Я вспоминал, как девочки в нашем детском садике разучивали стихотворение:

      Я маленькая девочка играю и пою.

      Я Ленина не видела, но я его люблю.

      Вспоминал я и ответ моего папы, когда я спросил его:

      – Папа, а если бы тебе сказали: «Отдашь свою жизнь, и Ленин будет живой», как бы ты поступил?

      Мой папа Алексей, не задумываясь, ответил:

      – Конечно, сынок, я бы отдал свою жизнь. Это же Ленин.

      Вот такая у наших людей была позиция. Ленин – это… ого-го!

      А у Коняева не было ярких впечатлений от созерцания вождя.

      – Ну, такой маленький мужичок. Говорил живо, энергично. Только я мало чего понимал в его пламенной речи.

      Примерно так звучал его ответ на волновавший нас вопрос. А еще у меня остались неизгладимые впечатления от сдачи экзамена по истории КПСС преподавателю Ф. Р. Коняеву.

      С моим корешем Валеркой Крековым перед экзаменом мы пропьянствовали всю ночь. На экзамен пришли еле теплыми. Стояли в коридоре и мандражились. Потом прошли в аудиторию. Наши сокурсники вырывали листы из учебников с материалами по теме экзаменационных вопросов и передавали их для подготовки ответов томящимся не экзамене друзьям. Подошла и наша очередь, надо выходить и отвечать перед преподавателем. Валера шел впереди меня. Он волновался, сильно растерялся и ничего не смог ответить по существу на поставленные в экзаменационном билете вопросы.

      Тогда преподаватель Коняев спрашивает его:

      – Товарищ студент, а происхождение у Вас пролетарское?

      – Конечно, Феофан Романович, пролетарское. И мама, и папа, и дедушка все как один пролетарии, – скороговоркой с огромной надеждой, излучаемой грустными красными глазами, отвечает Валера.

      – Я ставлю Вам три балла. Можете идти.

      – Спасибо, Феофан Романович. Большое спасибо, – звучал жизнерадостный ответ, и Валерка побежал похмеляться пивом.

      Пришло время идти к преподавателю мне. Главное, чтобы Коняев не увидел вырванных из учебника листов. Он, прошедший все трудности и испытавший все возможные лишения, трепетно относился к книгам. Порванная книга – это волчий билет на экзамене у Феофана Романовича. Если попался, ищи возможность сдавать предмет исключительно другому преподавателю. У Феофана Романовича твой успех похоронен навечно. Я поправил листки учебника у себя под ремнем на пузе и бодрым и уверенным шагом устремился на баррикаду, отделяющую меня от учителя и возможно, отделяющую меня от получения повышенной стипендии в 46 рублей, если мне не повезет при сдаче экзамена.