Иркутская сага. Воспоминания о прожитом. Том 2. Сергей Алексеевич Решетников

воздействия в трудовых коллективах. А это – пропесочка на профсоюзных собраниях, товарищеских судах для простых смертных, а для коммунистов и руководителей такое было равносильно перечеркнутой жизни. Разбор персонального дела на партсобрании, парткоме, бюро райкома или горкома партии. Всеобщий позор и унижение. Исключение из КПСС, изгнание с руководящей работы. Парни не хуже меня это всё осознавали, ясно представляя свои не очень радужные перспективы по возвращении к себе домой в Москву, Киев и другие города – областные центры Украины.

      Они с мольбой жалобно и преданно смотрели на меня – простого провинциального парня из непролазной сибирской глуши, от позиции которого сейчас зависело многое.

      «Серёга, помоги нам Христа ради, – вибрировали их мысли, заполняя атмосферу моего кабинета как бы штормовым ветром Чёрного моря и одновременно запахами перегара матросской таверны, – нам очень плохо в этой дурацкой ситуации».

      У некоторых парней сильно тряслись руки, а взгляд был бегающим. Понятно, что это от нервов, а не от алкоголя. Парни-то были крепкими. Но попасть в такой переплёт они не были готовы. Но и отказаться от вчерашней пьянки, предложенной высоким работником ЦК ВЛКСМ, они тоже не могли. Только я один оказался таким ненормальным и не толерантным к предложению московского начальника. Да ещё потом чёрт во хмелю попутал их и понёс к бабам за плотской любовью… Я всё это прекрасно понимал и мне было немного жаль молодых мужиков – своих коллег по комсомолу.

      Выдержав длинную паузу, я предложил провинившимся высказаться по тематике сложившейся ситуации с выдвижением разных вариантов по выходу из кризиса. Предполагаемый выход из этого карьеродробильного для них и потехокурьёзного для нас инцидента, высказанный членами комиссии ЦК ВЛКСМ, оказался вполне конкретным и даже очень деловым. Мне ребята и их слова на этот раз определенно понравились. Сам я ничего не предлагал. Я в основном слушал. Только иногда отпускал короткие фразы, звоня по телефону то начальнику милиции, то начальнику медвытрезвителя, то дежурному по РОВД. Потом опять молчал. Но, видимо, со стороны это молчание казалось каким-то зловещим.

      Положение удалось исправить быстро. Черновики рукописей по итогам проверки со всем прилагаемым негативом легли мне на стол. Я отдал членам комиссии их цековские и партийные документы с паспортами, привезённые мне из РОВД. Только Пиндюшкин жалобным голосом скулил, что ему документы не привезли, его удостоверение где-то потерялось. Отыскали мы в милиции и эти документы. Горкому партии я доложил, что все вопросы решены, конфликт исчерпан, нам принесены извинения, и мне бы не хотелось широкой огласки этого инцидента. Ведь это происшествие выглядело хотя по-уличному и некрасиво, но уж очень пикантно в кругу его участников.

      «Если посмотреть на личности этих парней, то сразу понятно, что не падшие они люди. Не рассчитали, наверное, силы, уверовав в своё величие, – говорил я, – но сегодня-то они протрезвели и искренне раскаиваются.