Черновик. Чистовик (сборник). Сергей Лукьяненко

только очень бледный шрифт. И фотография – будто выцветшая. И страницы – хрупкие, пожелтевшие.

      – Еще вчера он был нормальный, – сказал я. – Глянь…

      Протянул паспорт Коте – тот с ужасом уставился на блеклые строчки.

      – Любопытно, – сказал Мельников с нескрываемым удовольствием. – Дайте-ка сюда…

      Он еще раз внимательно изучил паспорт. Пролистал. Хмыкнул.

      – Чего еще? – спросил я.

      – А вы знаете, Кирилл, что вы нигде не прописаны? – спросил Мельников.

      Страница с пропиской и впрямь оказалась пустой. Как я ни смотрел на нее – под ярким светом лампы, у окна, под углом и на просвет, – никаких следов штампа не было.

      – Тяжело в Москве без прописки, – вздохнул Котя. – Может, тебе временную регистрацию получить? Да шучу, шучу, успокойся!

      Мне было не до шуток. Я спрятал паспорт в карман. Посмотрел на Мельникова.

      – Итак, надо исходить из того, что ваш рассказ – правда? – спросил Мельников.

      Я кивнул.

      – И вы хотите моего совета… э… как человека, выдумывающего всякие неправдоподобные истории?

      Я снова кивнул.

      Мельников откинулся на спинку дивана, опер локоть на кожаную подушку. Задумчиво покрутил в руке бокал с коньяком.

      – Если бы я был Стругацкий А и Бэ, – начал он, – то я бы придумал так… Я бы придумал, что вы – человек совершенно ненужный в жизни, никчемушный… вы уж только извините, это все для примера…

      – Ничего, продолжайте, – попросил я.

      – И вот сама жизнь, сама реальность принялась вас исторгать из мироздания. Постепенно стираются все ваши следы – вначале бюрократические бумажки, потом воспоминания случайных знакомых, потом воспоминания друзей и родных… И кончилось бы это… – Он на миг задумался. Потом кивнул: – Кончилось бы это тем, что вы истаяли бы, превратились в неощутимого и забытого всеми призрака. Примерно так.

      – Спасибо, – сказал я, чувствуя странную сухость во рту. – А можно иные варианты?

      – Конечно! – радостно откликнулся Мельников. – Будь я Глобачёв, я бы предположил, что на Землю вторгаются инопланетяне. Таким хитрым образом они очищают себе плацдарм – вытесняют человека из жизни, стирают память о нем, подменяют бумаги… и ваше место занимает агент враждебной цивилизации. Кончилось бы все тем, что вы вступили бы с ними в борьбу, проникли бы на их планеты – и надавали всем по полной программе.

      Эта версия показалась мне более оптимистичной. Но в свои способности устрашать инопланетных захватчиков я не верил.

      – Будь я Заров, – продолжал Мельников, – то вы бы были маленьким мальчиком или наивным юношей. И вас бы испытывала на стойкость инопланетная цивилизация – не такая злая, как у Глобачёва, но тоже недобрая. Вы бы повзрослели и закалились в борьбе, надавали бы всем по полной программе, по случаю обрели всемогущество – но отказались бы от него по невнятным причинам.

      – Тут я уже пролетел, – сказал я. – По возрасту. Дальше?

      – Будь я Велесов, – задумчиво произнес Мельников, – то подобным образом вас готовили