Тор-шер. Дмитрий Драгилев

протекало долго и трудно. Сопливый возраст побудил запустить в инструмент поленом. Это я случайно так умудрился. В классе седьмом повезло написать сразу два сочинения: за себя и за того парня – друга-приятеля. Тема – связь между предметами обихода прошлого и настоящего. Потирая руки, я спонтанно надиктовал товарищу – в характерной для него сугубо устной манере – опус о печках и калориферах, что-то, как мне казалось, косноязычное и топорное, а сам подготовил аккуратный текстик о развитии клавишных – от монохорда до фортепиано. Оба мы получили пятерки. Причем «сочинение одноклассника», выполненное в стиле сказа, удостоилось особой похвалы учительницы при разборе домашних заданий. О сказе я тогда не ведал, следя только за тем, кому училка дарит свои джоули, а также за КПД печного и клавирного тепла. Клавишные и впрямь – как биологический отряд, порядок в иерархии живых существ, хотя фортепиано по сути – дитя технического прогресса. Обратите внимание на внутренности пианино, они напоминают ткацкий станок. А внешний «колесно-педальный вид» рояля вызывает ассоциации с автомобильным транспортом. «Рояль – слишком дорогая и бесполезная часть интерьера, чтобы этот предмет приобретать «для фасона», он может попасть в квартиру только на правах домочадца. Он громоздок и громок, у него нет выхода в интернет», – отмечают практичные немцы и неизвестно, шутят они или всерьез.

      Да, этот объект не подключен к мировой паутине, но он определенно имеет связь с космосом. Наверное, поэтому взрослые посетители украшенного роялем рынка подводят вплотную своих малышей или держат на руках карапузов так, будто те способны именно здесь и сейчас приобщиться. А некоторые совершеннолетние даже внутрь заглядывают. Что ни говори, странное устройство в неожиданном месте на фоне повсеместных электронных приспособлений. Ау, коллеги, перформеры! Зачем ломать голову над очередными изощрениями, ведь можно просто исполнить туш в перерывах между стуком топора по свиной туше. Лабух, наяривающий свои пассажи в таком пассаже, неизбежно становится (как минимум) детским аттракционом.

      Рынок, который я имею в виду, расположен в Моабите. Моабит – остров, ныне освоен турками. Гранича с районом Веддинг и станцией Zoo, он омывается по периметру водой каналов и реки Шпрее. Как символ и диаспоры, и отшельничества. Или наоборот, место встречи по пути из тьмы египетской в обетованную землю. Мимо моавитян. Между вечным зоопарком и вечной свадьбой. Out of nowhere. Остров-острог – почти Алькатрас. Галерея сидельцев велика: политики – от Радека до Хонеккера, поэты – от джазиста Парнаха до героя Джалиля, тюрьмы не изжиты здесь до сих пор. Три действующие, из них одна женская. И еще мемориал на месте печально известной и благополучно срытой тюрьмы Моабит, расположенный «у стен» Центрального вокзала. Наверное, в этом тоже есть какая-то глубинная символика, если вы, впервые попав в Берлин, выйдя из поезда, с одной стороны вокзала обнаруживаете ведомство федерального канцлера и купол Рейхстага чуть поодаль, а с другой – созерцаете старые тюремные