Космическая тетушка. Елена Хаецкая

схватили. По законам Эгиттео ее подвергли казни, аналогичной совершенному убийству. Как вы понимаете, для того, чтобы нафаршировать тело взрослой женщины, требуется куда больше порошка, чем вытащили из несчастного младенца. Поэтому осужденная на смерть, она ожидала несколько месяцев, пока проводились ударные облавы на наркодельцов по всей Эгиттео. Был послан даже запрос о содействии коллегам на Эльбею и в другие сектора.

      – Ну! – Бугго покачала головой и засунула в рот сладкий ком печенья и мятой карамели. – Неужели никто не протестовал?

      – Гуманотолерантные организации, конечно, возмущались, – подтвердил Хугебурка. – Особенно «Женщины за право распоряжаться детьми». Да только казнь все равно совершилась, и в течение месяца телом можно было любоваться в космопорту Эгиттео. Туристы валом валили.

      – Ну и правильно, – сказала Бугго. – А я слышала, что ребята с Лагиди возят наркотики в собственном желудке. Набивают капсулу, глотают… и если по какой-либо причине рейс задерживается, желудочный сок успевает разъесть оболочку капсулы, и курьер умирает в страшных мучениях.

      – Тяжела и полна скорбей жизнь наркодилеров, – согласился Хугебурка. – Прямо жаль их становится.

      – Ничего вам их не жаль, – сказала Бугго.

      Хугебурка пожал плечами.

      – Ладно, – решила Бугго. – Давайте говорить о чем-нибудь более жизнеутверждающем.

      – Давайте.

      – Вам случалось убивать людей?

      – Да, – сказал Хугебурка. – Расскажите лучше что-нибудь страшное.

      – Знаете, – заметила Бугго, – вот сейчас мне почему-то совсем не страшно.

      – Вы же рассчитали динамику повышения давления и умножили ее на восемнадцать, – напомнил Хугебурка.

      – В том-то и дело. Я ведь плохо училась. Забыли?

      – Да, это жуткое дело, – сказал Хугебурка.

      Бугго допила чай и стала рассказывать:

      – Когда мы с братом были маленькими, я затащила его гулять на кладбище, и мы заблудились. Он был совсем малыш и даже не понял, что я не знаю дороги. А вот я тогда перепугалась. Мы шли и шли, а надгробия вокруг становились все более старыми и ветхими, многие наполовину разрушились… В семейных склепах гробы провалились, и земля над ними как будто шевелилась… Там росли цветы. Белые и синие, на длинных стеблях. Боже мой, они закрывали меня почти с головой, а как они пахли!..

      А потом я увидела черного монаха. Он стоял в цветах по пояс. С черным лицом, в черной одежде, с большой черной книгой. Вообще-то монах был каменный, но выглядел совсем живым. Не знаю, какой святой человек там похоронен. Много лет спустя я искала эту могилу, но найти ее не сумела. Брат блуждал в цветах и увлеченно общался с какими-то жучками, а я пробралась к монаху и стала трогать ледяные складки его одежды, потом залезла на постамент, уцепилась за черный-черный локоть и заглянула в книгу, которую он держал раскрытой.

      – И что? – спросил Хугебурка. Подошло то места рассказа – он почувствовал это, – когда следовало спросить.

      – Черными-черными буквами там