Последнее царство. Русская православная цивилизация. Александр Леонидович Казин

вкладом во вселенское Христианство: лучше я отдам свою свободу Богу, чем сохраню ее для сатаны, как бы говорила Святая Русь. На этой основе решался на Руси и вопрос о привлечении в храм новых церковных чад, и вообще вопрос о государственной обязательности веры: дело шло прежде всего об ограничении свободы зла, и не о принудительности добра. Здесь, как и во многих других отношениях, душа России может быть охарактеризована только противоречиями – от преследования старообрядцев до великодушной веротерпимости империи. Однако сам принцип золотой Руси оставался неизменным со времен Святого Владимира: власть вытекает из благочестия, а не благочестие из власти.

      Таков же в главном подход Руси и к непосредственно политическому способу организации государственной и общественной жизни. По существу, Русь реализовала единственную в мире политическую форму народной – соборной – монархии, где царь и народ (держава и земля) в равной мере оказываются чадами Православной Церкви, с тем, однако, различием, что царь правит именем Божьим, а земля добровольно отдает ему власть над собой, хотя сохраняет духовное единство с ним в рамках собора.(26). Подобное социально-политическое устройство не имеет себе соответствий ни в западном «количественном» парламентаризме, ни в восточном институте тайных советников или великих визирей. Центральные, часто судьбоносные для страны, вопросы внутренней и внешней политики решались на соборе не по большинству голосов, а по единодушному согласию всех земных и духовных представителей во главе с самодержцем. Споры бывали, но они разрешались мирно и, как правило, успешно. Так, например, призвание на царство Михаила Федоровича Романова на соборе 1613 г. проходило не без противоречий – но это был в конечном счете выбор всей земли, а не какой-либо ее наиболее хитрой части ( плутократии), заручившейся голосами остальных. Соборяне были единодушны в обнаружении общенародной державной истины, совпадающей для них с волей Божией, а вовсе не навязывали стране своего произвольного решения. Дело заключалось не в наличие того или иного «писаного» закона – от «Русской правды» Ярослава Мудрого до «Судебников» и «Уложений» Алексея Михайловича, а в едином для всех сословий и лиц церковно-государственном жизнестрое, при котором общее важнее различий. Для западного партикулярного сознания подробное жизнеустроение видится исключительно вотчиной Московского Царя, где он распоряжается как у себя дома (см., например: Р. Пайпс «Россия при старом режиме»). По истине же золотая Русь была домом Пресвятой Богородицы для своего царя точно так же, как и для последнего крепостного, но только для каждого она находила свое послушание, свое «тягло». (Еще раз вспомним гоголевское: «Монастырь наш – Россия!») В круге либерального сознания просто отсутствует столь значимая для Руси заповедь о подчинении слуг своим господам не только добрым и кротким, но и суровым. «Ибо угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорбит, страдая несправедливо» (Петра