Женщина-апельсин. Нина Васина

придурок звонит? – она вытаращила глаза в полумраке, разглядела 4.30 на электронных часах. – В полпятого утра!»

      Телефон настойчиво и приглушенно продолжал трезвонить где-то рядом, но в кухне его не было.

      «И кто это у нас такой терпеливый, ты подумай, какой лапочка, ждет и ждет». Ева включила свет в ванной, телефон ударил в глаза ярким красным пятном на белом кафеле пола.

      – И что такое случилось? – она не сразу взяла трубку, ей казалось, что все, последний звонок, но телефон стойко надрывался.

      – Беда случилась у меня, детка. Большая беда, – голос был глухой и спокойный.

      – Ноль два – милиция, ноль три – «Скорая помощь», – Ева не узнала голос и успокоилась. Со злостью грохнула трубкой.

      «Ставлю два к одному, сейчас зазвонит снова».

      Прошло пять минут.

      – Два ноль в твою пользу, – сказала Ева телефону, выключила свет и побрела в комнату, уговаривая себя заснуть.

      Телефон зазвонил, когда она, повертевшись как следует, избила подушку и затихла.

      – Так нечестно! – Ева быстро прошла в ванную, взяла аппарат, прижимая трубку, притащила его в кровать.

      Телефон прозвонил пятнадцать раз.

      – Слушай, ты кто, а? – Ева говорила ласково.

      – Беда у меня, понимаешь. Друга моего застрелили. Сучара одна ментовская.

      Тишина. Ева слышит громкое дыхание.

      – А что ты так дышишь, простыл?

      – Чего? – Голос растерялся.

      – Я говорю, что ты носом так сопишь, ходишь без шапочки, лысинку простудил? Или девочку поймал под утро?

      – Слушай, ты… Ты мне тут не того… Я говорю…

      – Да слышала я, пристрелили твоего дружка, я даже подозреваю, что это я та самая сучара, но что поделать, нервы сдали. Вот так, дорогуша. Работа у меня нервная. Вот ты мне спать не даешь, я с утра буду злая, глядишь, еще одного твоего дружка допрашивать пойду такая расстроенная. Так что ты лучше побеспокойся о моем здоровье.

      – Это кого ты пойдешь допрашивать! – Голос приобрел командные нотки и явный оттенок возмущения.

      – Слушай, дорогуша, я девушка нервная, не кричи на меня, меня и так никто не любит, – Ева вполне натурально всхлипнула, – а все только и норовят потрогать.

      На том конце бросили трубку.

      Ева легла, раскинув руки в стороны. Она смотрела в светлеющее окно сначала напряженно и нахмурившись, потом расслабленно полуприкрыв глаза. Потом ей показалось, что утро можно потрогать руками, она помотала из стороны в сторону головой – «нет… не буду… не трону такое противное утро» – и побрела варить кофе.

      В Управлении она появилась бодрая, с легким официальным макияжем. Расписавшись в журнале, процокала каблучками по паркету, словно заколачивая секунды – не спеша и с достоинством. На пятиминутку все собрались в кабинете старшего следователя, при ее появлении притихли, мужчины озабоченно уткнулись в свои папки, две женщины бальзаковского возраста смотрели на нее во все глаза.

      – Демидов! Гена Петрович, дружок, что-то ты не выспался.

      – Курганова,