Глина. Стихотворения. Юрий Казарин

всякий Бог легко в меня смотрелся,

      как в зеркало, и видел глубину —

      свою, мою и всё-таки одну.

      Пороши пересол сверкал вокруг,

      и сумрака хрусталь был тверд и светел.

      И, мертвый, я себя живого встретил —

      и взял себя, живого, на испуг:

      мол, жив еще, и зеркало в тебе

      не вытерто до дыр и полыхает,

      и юная простуда на губе,

      слепая, в нем, как бабочка, порхает.

      Поцеловал наш холод на земле

      и вышел вон из декабря наружу

      в иную бездну, в музыку и стужу…

      Но бабочку оставил на стекле.

      7-е января

      Сугроб подшит, как валенок: травой,

      малинником с последней головой

      репейника, расклёванной щеглами.

      Земля накрыта главными глазами:

      они подъяли спящие кусты.

      И в небе шевельнулся гул чердачный…

      Ночной фонарик выпил дым табачный

      и голубой трубой всосался в сад,

      как Божий взгляд.

      «У снегов растут ресницы…»

      У снегов растут ресницы

      до небесной полыньи.

      Зябнут ангелы и птицы —

      дети малые мои.

      На окошке косит шторку

      шевеленье детворы:

      вечность тянет санки в горку,

      время катит их с горы.

      «Семь дырочек в древесной самокрутке…»

      Семь дырочек в древесной самокрутке —

      семь сквозняков, берущихся в щепоть.

      И воздуха верёвочку из дудки

      вытягивает с музыкой Господь.

      Все семь небес сквозь дудочку – всё туже.

      Семь выдохов и главный мой, восьмой,

      из бездны и огня, тепла и стужи

      освобождается – прямой.

      И музыки начальное удушье

      так натянулось, что оборвалось.

      И всюду плачет дудочка пастушья,

      измученная музыкой насквозь.

      «Нет имени у глаз – они ночное небо…»

      Нет имени у глаз – они ночное небо:

      и звёзды, и сирень, и твой чертополох.

      Без хлеба на столе немеет имя хлеба:

      он голод по отцу, а голод – значит Бог.

      И ты идешь с дождём обочь, попеременно.

      Ни смерти, ни любви – сплошные зеркала.