Зебра полосатая. На переломах судьбы. Геннадий Александрович Разумов

доме намного превышала свои аналоги в только что начавшихся строиться панельных хрущевках. А после дружеских объятий с Володей и Тусей мне довелось и оценить, как изобретательно он использовал эту самую высоту.

      Их небольшую комнату в коммуналке недоучившийся талантливый архитектор преобразовал в фактически двухкомнатную квартиру. И не простую, а двухэтажную. Как? Очень просто и очень ловко – пристроил на одном столбе и четырех настенных кронштейнах широкую антресоль. На ней стояла кровать, две тумбочки и трюмо. Настоящая спальня. Необычность этого жилья дополняло стильно подобранное буйство цветного многообразия. Все восемь стен комнаты-квартиры были выкрашены разным колером, и это каким-то поразительным образом расширяло пространство. Такое вот было авангардистское чудо.

      Но в той ставропольской хибаре стены раздвигали фокстротовые ритмы, гитарные аккорды, громкое многоголосье и веселый хохот. А потолок поднимался к чердаку от самогона и черноголовой водки, которые после зарплаты облагораживались шампанью и шартрезом. В те часы моя начавшаяся взрослая жизнь становилась прекрасной и удивительной.

* * *

      Прибыл я в распоряжение “Куйбышевгидростроя”. Русло Волги тогда еще не было перекрыто каменно-земляным банкетом, и основные строительные работы велись в котловане правого берега – там возводилась водосливная часть плотины и здание гидроэлектростанции. Меня определили в Технический отдел Района № 1, где шло бетонирование и монтаж оборудования ГЭС.

      Начальником был строгий неулыбчивый хохол с вызывающей нехорошие ассоциации фамилией Шкуро. Не знаю почему, но с первого момента, как только мне пришлось предстать перед его необъятной величины столом, я почувствовал: он меня во вверенном ему кабинете не потерпит.

      Нелепые мелкие придирки начались на следующий же день. Не отрывая злого взгляда от нижней части моей фигуры, Шкуро сухо заметил:

      – В кедах на работу не ходят.

      Потом, когда за 5 минут до окончания работы я начал свертывать ватман, на котором чертил технологическую схему, он сделал мне еще одно замечание:

      – Рабочий день не окончился, надо соблюдать дисциплину.

      Ну, казалось бы, что тут такого – просто начальник поначалу учит нового молодого сотрудника, как надо вести себя на службе. Однако я видел, никому другому из тех, кто тоже предпочитал кеды ботинкам и смывался с работы на 10–15 минут раньше срока, он ничего не выговаривал. Но даже не в этом было дело. Неприятны были не сами слова, а тон, которым они произносились – отчужденно-грозный и неприветливо-суровый. За все время, что у него проработал, Шкуро ни разу мне не улыбнулся, не пожал руку и не обратился на “ты”, хотя со всеми остальными сотрудниками отдела был с виду обходительным милашкой.

      Надо признаться, я в жизни нередко сталкивался вот с такой же необъяснимой ко мне неприязнью и агрессивностью людей, с которыми ощущал какую-то (психологическую?) несовместимость. Она меня всегда сильно пугала и очень огорчала. Я пытался так