За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные. Карл Сафина

воздвигли непроницаемую стену между нервной системой всех представителей царства животных, находящихся в родстве друг с другом, и представителями единственного вида homo sapiens. Такое отрицание способности думать и чувствовать у остальных животных приводит к единственному выводу, столь милому – что греха таить! – нашему сердцу: мы избранные. Мы иные. Мы лучше. Мы самые-самые. (И эти люди предостерегают нас от впадания в антропоморфизм!)

      Десятки лет естествоиспытателей, осмеливавшихся свернуть с торной дороги дескриптивного бихевиоризма, собратья по цеху безжалостно предавали остракизму. Тех бесстрашных одиночек, кто не был воспитан в традициях бихевиоризма, – первой среди них по праву должна быть названа Джейн Гудолл[6] – ждала та же участь. Гудолл описывает реакцию, с которой столкнулась в докторантуре Кембриджского университета, где намеревалась продолжать свои исследования шимпанзе: «Я с ужасом услышала, что все делаю неправильно. Абсолютно все. Нельзя давать животным имена. Нельзя говорить об их характерах, разуме или чувствах, потому что все это есть только у человека».

      Это ей заявили прямым текстом. По сию пору антропофобия довлеет над стоящими на позициях бихевиоризма естествоиспытателями и авторами научно-популярной литературы, которые, как ученые обезьяны, копируют своих учителей, перестраховывающихся бихевиористов-ортодоксов. «Позор-р-р тем, кто пр-р-риписывает остальным животным эмоции, пр-р-рисущие исключительно человеку», – твердят последние друг другу и своим ученикам. А ученики с попугайским упорством повторяют этот запрет и упиваются своим непоколебимым пр-р-рофессионализмом.

      Но что такое «присущие человеку эмоции»? Утверждая, что их нельзя приписывать животным, бихевиористы сбрасывают со счетов одну деталь: человек – то же животное (как часто, уподобившись в чем-то животному, мы говорим себе: я же живой человек!). Наше чувственное восприятие основано на пяти чувствах, свойственных животным. Мы их унаследовали, как унаследовали и связанную с ними нервную систему.

      Все известные нам эмоции лишь волею случая принадлежат человеку. Разом решить, что остальные животные на них не способны, значит приписать человеку исключительное право на любые чувства и мотивацию действий. Для каждого, кто систематически наблюдает за животными или общается с ними, это абсурд. Тем не менее существует немало тех, кто продолжает верить в нашу эмоционально-мотивационную монополию. «Мы по-прежнему не знаем, как добиться точного понимания природы и эмоций (если они ему доступны) животного, не перенося на него ожиданий, связанных с чисто человеческим восприятием окружающего мира» – нашел я в одной из работ Кэйтрин Никол Кейпер[7], когда подбирал материалы для этой книги.

      Какое такое «чисто человеческое восприятие» препятствует нашему точному пониманию эмоций, доступных остальным животным? О чем идет речь? О способности испытывать удовольствие, боль, половое влечение, голод

6

Валери Джейн Моррис Гудолл – посол мира ООН, английский приматолог, этолог и антрополог, командор Ордена Британской империи. Широко известна благодаря своему более чем 45-летнему изучению социальной жизни шимпанзе в Национальном парке Гомбе-Стрим в Танзании. Основатель международного Института Джейн Гудолл.

7

Кэйтрин Никол Кейпер – исполнительный редактор журнала Philanthropy. (Примеч. ред.)