Голова Сталина. Николай Николаевич Глумов

благодарным слушателям Певец Русских Просторов и Ревнитель Нравственности – Александра Сергеевича не признала, Фёдора Михайловича не признала, нас не признала, а столь любезному нашим сердцам новоиспечённому другу нашему неизвестно за какие заслуги от избытка чувств чуть ли не на шею бросилась.

      Происшествие это вызвало столь громоподобный резонанс в писательской среде, что было решено не оставлять его без должного внимания, и так как Живописец к долгожданному моменту принятия его в статус настоящего писателя спешно заканчивал третий свой поэтический опус, а к нему позарез требовалось хвалебное предисловие, то и решили наши премудрые академики, коротко и приватно посовещавшись, предложить написать данное предисловие Пролетарскому Поэту. А для того, чтобы хоть как-то подвигнуть его, обычно полностью сосредоточенного на собственной шарообразной персоне сделать хоть что-то для другого брата-писателя, поведали в лицах необыкновенное происшествие с писательской бухгалтершей.

      Надо сказать, что Пролетарский Поэт воспринял трагикомическую эту весть необычайно серьёзно.

      Встал из-за стола, напрочь позабыв полную до краёв и печально дожидающуюся его вторую уже минуту недопитую свою рюмку, что вообще-то было для него крайне нехарактерным (а происходил этот эпизод в восхитительный момент очередного писательского возлияния) не обращая внимания на ехидные замечания прочих присутствующих, торжественно прошагал в отдалённый угол залы к замечательному своему портрету, прослезившись, облобызал правый нижний угол рамы, до которого в силу печально малого своего роста только и смог дотянуться, и заявил во всеуслышание, что, конечно же, напишет замечательное своё и как всегда многоталантливое предисловие, но только с тем непременным условием, что и Живописец создаст новый, ещё более замечательный его портрет. В полный рост. В генеральском мундире. И с эполетами.

      Когда на следующий день Живописцу передали слова Пролетарского Поэта, возмущению нашего художника не было границ.

      – Как же так! – кричал он, и, по свидетельству очевидцев, даже топал правой ножкой от полноты охвативших его чувств – Александр Сергеевич в потёртом сюртучке, Фёдор Михайлович всего лишь до пупа изображены-с, а этого Берию недорезанного должен нарисовать я и в полный рост, и в генеральском мундире, да ещё и с эполетами!

      Впрочем очень скоро скорбное недоразумение это, вызванное, как оказалось, физической ущербностью монументальноподобной бухгалтерши полностью обьяснилось (была она с детских лет официально признанным дальтоником, в чём благополучно и призналась после допроса с пристрастием в дружеском писательском кругу).

      (Вновь и вновь наливалась она знаменитым своим помидороподобным румянцем, рыдала, повторяла раз за разом нечто вроде того, что из-за физического своего недостатка не смогла в тот печальный день прочувствовать всей полноты красок прочих портретов Живописца, а вот наглую рожу Пролетарского Поэта сразу