Мегрэ у министра. Жорж Сименон

потому что газеты трубили об этом вот уже целый месяц.

      Детский туберкулезный санаторий в Клерфоне, в Верхней Савойе, между Южином и Межевом, расположенный на высоте около полутора тысяч метров, был самым эффектным из послевоенных проектов. Кому пришла в голову мысль соорудить для несчастных детей здание, сравнимое разве что с современными частными санаториями, Мегрэ не знал, да и с тех пор прошло уже много лет. В свое время о проекте много говорили. Некоторые видели в нем чисто политическое предприятие, в Кабинете министров шли ожесточенные дебаты, и для изучения вопроса создали даже специальную комиссию. Дело кончилось тем, что проект, который долго принимали в штыки, все-таки реализовали.

      А месяц тому назад произошла катастрофа, одна из самых печальных в истории. Снега в горах начали таять так рано, что местные жители не могли и припомнить такого. Горные реки вышли из берегов, и подземная речка Лиз, настолько маленькая, что ее даже не обозначали на картах, подмыла целое крыло здания санатория в Клерфоне.

      Следствие, начатое на следующий день после несчастья, до сих пор не закончено. Эксперты не могут прийти к согласию. А уж газеты и подавно: они отстаивают разные тезисы, в зависимости от своего цвета.

      При обрушении одного из зданий погибли сто двадцать восемь детей, остальных срочно эвакуировали.

      После недолгого молчания Мегрэ тихо сказал:

      – Во время строительства санатория вы еще не состояли в Кабинете министров, верно?

      – Нет, не состоял. Я даже не входил в парламентскую комиссию, которая голосовала за получение кредита. Сказать по правде, я до сегодняшнего дня знал о происшествии ровно столько, сколько знали все: из ежедневной прессы.

      Он помолчал.

      – Вы что-нибудь слышали об отчете Калама, комиссар?

      Мегрэ удивленно на него взглянул и отрицательно помотал головой.

      – Еще услышите. Несомненно, о нем будут много говорить, даже слишком много. Я полагаю, вы не читаете мелких еженедельных журналов, «Молву» например?

      – Никогда.

      – А с Эктором Табаром вы знакомы?

      – Наслышан. И о нем, и о его репутации. Должно быть, мои коллеги с улицы Соссэ знают его лучше, чем я.

      Он намекал на Сюртэ, Управление национальной безопасности, которое было в прямом подчинении у Министерства внутренних дел и часто забирало себе дела, более или менее касавшиеся политики.

      Табар был журналистом с сомнительной репутацией, а его охочий до сплетен еженедельник слыл инструментом шантажа.

      – Прочтите вот это. Эту короткую и загадочную реплику напечатали через шесть дней после катастрофы.

ОТВАЖИТСЯ ЛИ КТО-НИБУДЬ ПОД НАЖИМОМ ОБЩЕСТВЕННОГОМНЕНИЯ ОПУБЛИКОВАТЬ ОТЧЕТ КАЛАМА?

      – И это все? – удивился комиссар.

      – А вот выдержка из следующего номера.

      Вопреки сложившемуся мнению, нынешнее правительство падет до начала весны, и падет не из-за внешней политики или событий в Северной Африке, а из-за отчета Калама.

      Словосочетание отчет Калама звучало почти комично, и Мегрэ улыбнулся:

      – А кто