История русской женщины. Серафим Шашков

Бонифаций в этом случае сильно ошибается, приписывая обычай вдовосожжения исключительно жениной любви; но всё-таки наша старина свидетельствует, что самоубийство пережившей супруги, из-за любви к покойному мужу, тогда не было редкостью. Вот напр., Василиса Никулишна, мужа которой погубил кн. Владимир из желания обладать ею, отправляется к трупу своего мужа.

      Берёт Василиса булатный нож,

      Вспорола себе Василисушка груди белыя,

      Покрыла себе Василиса очи ясные…

      и умерла рядом с своим любимым Данилом. При такой сильной любви женщина естественно доходила до самой демонической мести за измену, и в этой мести, при всей её бесчеловечности и отвратительности, нас невольно увлекает та мощная сила характера, которой мы почти вовсе не замечаем в русской женщине последующих эпох. Вот девушка, которой изменил её милый, говорит ему:

      Надсмеялся же ты надо мной, отсмею и я тебе:

      Ты не думай, простота, что я вовсе сирота.

      У меня ли у младой есть два братца родных,

      Есть два братца родных – два булатных ножа;

      Я из рук твоих и ног кроватку смощу,

      Я из крови твоей пиво пьяно сварю,

      Из буйной головы ендову сточу,

      Я из сала твоего сальных свеч намочу…

      А после того, она хочет созвать гостей, близких убитому, и загадать им загадку: «я на милом сижу, об милом говорю, из милаго я пыо, милым потчую, а и мил предо мною свечою горит».

      В брачной и семейной жизни мы замечаем некоторые следы стремления к равенству полов. В былинах жених ищет себе такой невесты, которая была бы ему достойною «супротивницей», советницей и помощницей, знала бы грамоту и «четье-пенье церковное». Невеста тоже хочет иметь мужем хорошего «супротивника», ровню. Муж сплошь и рядом обеспечивал свою жену известным имуществом. Семья невесты, взамен её наследственной доли, давала ей приданое. При неимении братьев, дочь была наследницей всего отцовского имущества. Жена могла иметь независимое от мужа имущество, землю, сёла и свободно распоряжаться им. В некоторых местностях жена считалась даже чем-то в роде главы дома. По древнейшему чешскому праву, жена принималась за представительницу семейства, и муж считался дома только тогда, когда он находился подле своей жены.

      Если начинался процесс, то ответчик мог быть вызван к суду только в той местности, где была его жена. То же самое было в обычае и у сербов. Не смотря на то, что у славян, как и у всех полудиких народов, вступление в брак вдов считалось в большинстве случаев делом крайне нехорошим, так как женщина должна принадлежать своему мужу даже и мёртвому, мы всё-таки видим немало примеров того, как, вследствие женского влияния, конечно, сами мужья отступаются от этого варварского обычая и, умирая, предоставляют своим вдовам полную свободу. Добрыня говорит жене: «хоть вдовой живи, а хоть замуж поди; хоть за князя поди, хоть за боярина, хоть за могучего богатыря, а хоть за полномочного крестьянина».