Божьи воины. Анджей Сапковский

к тебе, беги. Как можно дальше и как можно быстрее.

      – Его имя? Епископского доверенного.

      – Его, это наверняка, боится сам епископ.

      – Его имя.

      – Он знает о тебе.

      – Его имя.

      – Биркарт фон Грелленорт.

      Рейневан достал стилет. Рыцарь невольно закрыл глаза. Но тут же открыл их, смело взглянул.

      – Это все, пан Ян Смижицкий. Ты свободен. Прощай. И не пытайся меня ловить.

      – Он не будет пытаться, – неожиданно сказал Самсон Медок.

      Глаза Яна из Смижиц широко раскрылись.

      – Тебе, – спокойно продолжал Самсон, совершенно не радуясь произведенному впечатлению, – тебе, Ян из Смижиц, предательства и заговоры добра не приносят. Не оплачиваются. В будущем будет то же. Опасайся предательств и заговоров. У тебя столько мыслей, столько планов. Столько амбиций. Воистину тебе пригодился бы кто-нибудь, кто стоит за спиной, кто-то, кто вполголоса советует, подсказывает, напоминает. Rescipiens post te, hominem memento te, cave, ne cadas. Cave, ne cadas, пан Ян Смижицкий. Слушай, если имеешь уши. Nescis, mi fili, diem neque horam. Твои амбиции, пан Смижицкий, приведут тебя к падению. Но ты не знаешь ни дня, ни часа этого падения.

      Когда Рейневан вышел из дома, Самсон куда-то пропал, но через мгновение появился. Они направились переулками к улице Платнерской.

      – Думаешь, – начал Рейневан, – это было умно? Твои заключительные слова? Что они, собственно, значили? Пророчество?

      – Пророчество? – Самсон повернул к нему лицо идиота. – Нет. Так у меня как-то сказалось. А было ли это умно? Нет ничего умного. Во всяком случае, здесь, в твоем мире.

      – Ага. И как же я сразу-то не догадался. Ну, коли уж мы здесь, ты идешь на Суконническую?

      – Разумеется. А ты нет?

      – Нет. Наверняка есть много раненых, насколько я знаю Рокицану, он приказал сносить их в церкви. Будет уйма работы, понадобится каждый лекарь. Кроме того, Неплах станет меня искать. Я не могу допустить, чтобы он пошел вслед за мной «Под архангела».

      – Понимаю.

      Они вышли на рынок. На позорном столбе уже не висел зверски искалеченный труп Гинека из Кольштейна, господина в Камыке, гейтмана литомерского, рыцаря из щепаницкой линии Вальдштейнов из рода великих Марквартичей. Наверняка снять его оттуда приказал Рокицана.

      Рокицана, хоть и делал это с болью, убийство допускал и официально даже одобрял, разумеется, до определенных границ, разумеется, во имя справедливого дела и только тогда, когда цель оправдывала средства.

      Но осквернять тела он не позволял никогда. Ну, скажем, почти никогда.

      – Ну, бывай, Рейнмар. Дай амулет. Ты можешь его потерять, тогда Телесма мне голову оторвет.

      – Бывай, Самсон. Да, забыл тебя поблагодарить. За переданные телепатические подсказки. Именно благодаря им у нас так все гладко получилось со Смижицким.

      Самсон взглянул на него, а его кретинскую физиономию неожиданно осветила широкая кретинская улыбка.

      – Гладко прошло, – сказал он, – благодаря твоей прыти и уму. Я мало помог, ничего не сделал, если не считать брошенной в Смижицкого бочки. Что же касается подсказок,