Окно напротив. Лена Сокол

о берег у самых ее ног. Она ступала по мокрому песку под неведомую музыку, мелодичную и почти божественную. Оглянувшись, мама посмотрела на меня с теплой улыбкой, и я рассмеялась. Нет, ну правда, и как я могла подумать о плохом?

      Она взяла подол платья в руки и игриво, словно девчонка, запустила вытянутый носочек ноги в воду. Поболтала им и вдруг побежала, создавая сотни брызг. Её заливистый смех плыл по волнам, эхом отдаваясь в моей голове.

      Река мерцала, отражая кусочки света. Деревья, стоявшие в отдалении, выпрямились и потянулись к небу, распахнувшему вдруг свои объятия. Мне захотелось встать и побежать за мамой. Тоже стать прекрасной русалкой на фоне заката. Господи, как хорошо. Как тихо. Как же хочется летать!

      – Девушка, – меня вдруг отвлек тихий голос.

      – Она больше суток здесь вот так, – прошептал другой.

      Они определенно не собираются уходить. Я ворочаюсь, не желая открывать глаза. Наконец, принимая неизбежное, распахиваю веки, точно ворота в собственную душу.

      – Нам очень жаль, – с виноватым видом произносит мужчина в белой шапочке на голове.

      Я смотрю и вижу в глубине его глаз, что он, и правда, очень сожалеет.

      ***

      Её не было.

      Так странно. Я спешила домой, зная, что открою дверь и увижу маму. Она покажется в дверях кухни, сделает пару замечаний с серьезным лицом и неизменно улыбнется. Можно будет сделать всего один шаг и очутиться в ее крепких объятиях.

      Но её не было. Неужели мне теперь придется с этим смириться?

      Жить.

      Как? Зачем? Стоит ли?

      Дома стояла оглушительная тишина. Такая звонкая, пронзительная, разрастающаяся и достигающая безумного крещендо.

      Я упала в кресло, словно от удара по голове. Часы на столе отбивали время. Медленно, торжественно, ритмично. От этого звука веяло страхом.

      Где взять силы, чтобы пережить это?

      Я вздохнула так, словно сдерживала дыхание почти восемнадцать лет. Наверное, всё случилось из-за того, что мысли в моей голове выстраивались неправильно. Мама мешала, она была единственной причиной, по которой я не могу уехать учиться. И, возможно, именно эти мысли накликали беду.

      Мне же очень хотелось, чтобы мои мечты исполнились? Теперь препятствий нет. Можно уехать. Самое время порадоваться. Ура!

      По моим щекам громадным потоком полились соленые слезы.

      Она умерла. Её больше не будет. Что бы ты ни сделала, уже ничего не изменить. И это так больно.

      Мамины очки и набор для вышивания по-прежнему лежали на столе нетронутыми. Телефон молчал. Я закрыла глаза и сжала кулаки почти до треска в костяшках пальцев. Нужно позвонить Ане. Как сказать ей? Как вообще можно сообщать такие вещи?!

      Это просто убьет её. Психологи могут говорить всё, что угодно. И про конкуренцию братьев-сестер и про вину в этом родителей. Но все меркнет пред лицом смерти. Кто, как ни сестра, поймет меня? Кто еще сможет разделить эту боль, наполнить собой эту пустую комнату? У нас всё еще есть шанс забыть старые обиды, ведь роднее друг друга нет никого на свете.

      Я