Чистые пруды (сборник). Юрий Нагибин

огромные темно-карие глаза под густыми ресницами, соболиные, вразлет брови, сочный, яркий рот. На голове у нее была марлевая повязка, захватывающая правое ухо.

      – Это где же тебя угораздило? – спросил Харитонов, ткнув пальцем в повязку.

      – С мужиком в снегу валялась, ухо отморозила, – с вызовом ответила женщина.

      Плеснув из ведра на пол, она нагнулась и стала гонять тряпкой воду. Ситцевая юбчонка тетивой натянулась между широко расставленных ног в коротких сапогах, тесно охватывающих полные икры. Харитонов подкрался и ущипнул ее под юбкой. Не оборачиваясь, женщина хлестнула его мокрой тряпкой. Затем распрямилась, локтевым сгибом откинула прядь волос с пунцового от прилива крови лица и лениво сказала:

      – Отчепись! Все равно с тобой не пойду. – Повела темным глазом в мою сторону и добавила: – Вот с молоденьким пошла бы.

      – Очень ты ему нужна, – без всякой обиды сказал Харитонов. – Он с воли.

      – С во-ли? – протянула женщина, и на ее красивом, лениво-нахальном лице мелькнула детская заинтересованность. – Какая же она есть – воля-то?

      – Нешто забыла? – спросил Харитонов. – Ты ж недавно сидишь.

      – Давно ль, недавно ль, а не помню, – усмехнулась женщина. – Как пришли ваши, как начали орать, так и отшибло память. Ничего я теперь не помню, мужиков, с кем валяюсь, и тех не помню.

      – А вы откуда? – спросил я.

      – С Западной Украины, – ответил за женщину Харитонов.

      – Я думал – вы цыганка.

      – Это многие думают, – дернула плечами женщина. – Худа стала, как кляча, вот и цыганка.

      – Да нет, ты еще в теле, – заметил Харитонов. – Хочешь сырку?

      – Отчепись! – снова презрительно сказала женщина. – Сыром не купишь. Меня ничем не купишь!..

      Харитонов достал из кармана недоеденный бутерброд, затем вывернул карман, собрал в ладонь хлебные и сырные крошки и присыпал бутерброд сверху, как солью.

      – Держи.

      Женщина осторожно взяла бутерброд и вонзила в него белые ровные зубы.

      Я улегся на стол, шапка под голову, шуба на покрышку. Все куда-то отодвинулось, остался лишь последний, прощальный жест отца и ниточкой боли потянулся за мной в сон. Спать на столе было жестко, и, ворочаясь с боку на бок, я на какой-то миг выскользнул из сна.

      – Ну как я пойду, дурья голова? – услышал я будничный голос женщины. – У меня ж еще коридор не вымыт.

      – А ты после коридора… Вымой коридор и приходи, – канючил счастье Харитонов.

      – Ну ладно…

      12. Отъезд

      В полдень следующего дня я сидел на пустом чемодане при дороге, ведущей из лагеря на станцию, и грыз кусок твердого, залежавшегося в кармане сыра. Час назад истек положенный срок свидания, и мне пришлось покинуть территорию лагеря. Но я еще не расстался с отцом. Нам было разрешено проститься в караулке в половине первого, когда начинался обеденный перерыв.

      Те утренние часы, что мы были вместе, промелькнули с неестественной быстротой. Вначале нам казалось,