Девочка на шаре (сборник). Вадим Фадин

увидеть странную комнату при дневном свете, но шторы были непроницаемы; вряд ли и вечером найдётся кому раздвинуть их. «Вот и останется, над чем ломать голову до гробовой доски, – грустно заключил он и, как и ежедневно, проговорил про себя американскую поговорку: – А ведь сегодня первый день твоей оставшейся жизни». Ему неведомо было, где он проведёт её, оставшуюся: отъезд был решён и нужные документы лежали в кармане, а Пётр всё откладывал последний шаг – не из – за тяжести разрыва, а из – за нынешнего труда, который намного быстрее мог бы закончить там, в зазеркалье, но который мог бы пригодиться людям только здесь. Не он один испытывал такие затруднения – вот и те друзья, что провели у него прошлый вечер, и они балансировали на пороге, понимая не только то, что дома не ценят их талант, но и то, что в чужой земле придётся распорядиться последним по – новому – либо не распорядиться вовсе.

      Вчерашнюю пирушку Пётр вспомнил совсем не случайно: он внезапно так упал духом, что теперь ему казалось, будто лишь её повторение может поправить дело. Колебался он недолго.

      – Однова живём, – сказал он по телефону одному из тех двух.

      Тот не стал спорить против очевидного.

      – Нас уже двое, – сказал вскоре Пётр второму.

      За столом Петра подмывало рассказать им о своем несостоявшемся приключении, но он думал, что ему не поверят или, поверив, посмеются над взрослым мужчиной, исподтишка подглядывающим за девочками; он ничем не мог бы подтвердить свой рассказ, оттого что сюжет с отъездом был исчерпан.

      – Я сегодня не пью, – предупредил первый.

      – Всё ясно: ты – за рулём, – съязвил Пётр. – Управляешь страной.

      – Да и я, пожалуй, ограничусь одной рюмочкой, – поддержал товарища второй гость.

      – У нас так не пьют, – не сдавался Пётр.

      – Пора переучиваться.

      – В чем загвоздка, господа? – спросил Пётр, имея в виду совсем другое.

      – Кто нас гонит?

      – Кто нас держит?

      – Мы там будем чужими.

      – Мы и здесь не свои – мыслящие муравьи под стеклянным колпаком у плебея.

      – Выпьем за муравейник на свежем воздухе.

      – За это выпью и я.

      Пётр нарочно не задёргивал свои шторы, но другие, по ту сторону проезда, были темны и глухи.

      – Как ты поступишь со своим трудом? – спросил первого гостя Пётр.

      – Уже поступил, – недобро засмеялся тот. – Закончил ночью – и сжёг утром.

      – Боже мой!.. А ты? – почти умоляюще спросил он второго.

      – Это будет видно недели через две, когда поставлю точку. Но боюсь, что я окажусь слабее (или разумнее?) – оставлю его в надёжном месте до лучших времён.

      – Как и я, быть может, – словно оправдываясь, сказал Пётр. – Всё – таки, на это ушло два года жизни.

      «Нет, не стоит им рассказывать, – решил теперь Пётр. – Я, видимо, болен: эти ожидания, эти унизительные хлопоты, это одиночество, эти мальчишники… Надо проверить неоднократно, и я знаю, как… Если только не поздно: поди, сыщи,