Но еще большее значение для суда имели показания милиционера Бердыева.
– Где вы стояли во время опознания? – спросил адвокат Беднорц.
– За Клименкиным.
– А что вы делали?
– Держал его за руку, – как ни в чем не бывало ответил Бердыев.
– Зачем?
– Мне велели, я и держал…
– Прошу занести показания свидетеля в протокол! – сказал Беднорц.
Эти показания начисто лишали опознание юридической силы.
Были зачитаны показания Хадыра Ичилова, хотя сам он не явился в суд.
Адвокат Беднорц начал выяснять, кто записал фамилию Ичилова.
– Я записал Ичилова! – заявил милиционер Гельдыев.
– Нет, я, – возразил ему Хасанов.
– Где записка с фамилией Ичилова? – спросил Беднорц.
– Отдал Абаеву, – сказал Гельдыев.
– Не было никакой записки, – отмахнулся следователь Абаев.
Теперь Беднорц был уверен, что Ичилов – подставное лицо. Он потребовал немедленно вызвать свидетеля в суд, ибо понимал, что при случае следствие обязательно ухватится за эту соломинку. Однако Ичилов в суд так и не явился.
Худайберды Алланазаров держался невозмутимо. Судья не имеет права поддаваться эмоциям. Однако день ото дня росла в нем досада. На следствие, на свидетелей. Показания свидетелей были противоречивы и путанны. Следствие проведено чрезвычайно поверхностно. Не сделано очень многое, а время безнадежно упущено. Особенное внимание обращали на себя показания А. Семенова на суде, совершенно не соответствующие тем, какие он давал на предварительном следствии. Эти показания были прямо-таки сенсационными и сильно меняли дело. Кроме того, в процессе судебного разбирательства было выяснено, что врачи, лечившие Амандурдыеву, не заметили у нее проникающего ранения в почку. Частично именно в результате неправильного лечения потерпевшая и умерла! Ясно, что это вполне могло повлиять на показания врачей – выгораживая себя, они могли быть теперь необъективны…
Внутреннее возмущение Алланазарова росло, он удостоверился в том, что, принимая дело к слушанию, поступил, несомненно, правильно. Многое прояснилось.
Последним на суде выступил Каспаров.
– 26 апреля 1970 года в восемь часов тридцать минут утра я пришел на дежурство в линейное отделение милиции… – начал он.
Темноволосый, худощавый, с большими карими глазами человек держался прямо и говорил спокойно, убедительно, четко произнося каждое слово.
Никто не перебивал его, не задавал вопросов. Он проговорил почти час. Судья поблагодарил его, Каспаров вышел.
На