Звезды над урманом. Олег Анатольевич Борисенко

он Ибрагиму, – тащи свою ложку.

      – Скусно, – попробовав икру, похвалил друга татарин, – а мы жили на реке, но рыбу не кушали.

      – Почему, знаешь?

      – Нет.

      – А я знаю. В голове у щуки крест из хрящей, а вам хрященое лакомство никак нельзя пробовать, – рассмеялся Угор, и уже серьезно добавил: – у щуки икра вкусная, только сухая она рыба, а нельма жирная, но ее сейчас не словить. Ты покушай, покушай, сил набирай. Грести нам с тобой, Ибрашка, супротив течения дней десять. Все руки измочалим. Пойдем низким берегом, тута течение слабее, а коли ветер подует попутный, то и парусок поставим, но при попутном ветре опять-таки будет волна шибко большая.

      – Почему? – поинтересовался Ибрагим.

      – Потому что ветер с севера, и течение на север. Вот и задирает волну, как на море-окияне. У нас же борта невысокие, вымокнем али челнок потопим.

      – Ничего, я привычный. Почитай, на Волге семь годков в ярыгах³⁶ хаживал, покуда меня боярин Пашков не усыновил.

      – А как он тебя приметил-то?

      – Под Казань насад³⁷ с солью из Астрахани притащили и встали кабалу наедать³⁸, ожидаючи, чем штурм крепости завершится. Купец-то наш персом был, ему что на Русь, что до Казанского ханства идтить, все едино, всюду вхож, как ужака скользкий, да и соль везде в цене.

      – А далее-то что? Как боярин тебя приветил?

      – Пришел я на парамойню³⁹ – портки да рубаху постирать. А тут вопли прачек на весь берег: “Вьюноша тонет! Сын боярский, Истома, погибает!” – ну я и сиганул с мостков в воду. Вытащил тогды его. Мне рубь дал боярин и к себе в конюхи определил. А когды Истома подрос, стал я ему братом названным, так как второй раз его спас, собой закрыв в походе, стрелу его помал.

      – Как – помал?

      Ибрагим, расстегнув ворот рубахи, показал шрам на груди:

      – Так и помал.

      Понюхав воздух и посмотрев на летающих в небе птиц, вогул наказал:

      – Я спать пойду, а ты не дремай, костер жги. Хозяин рядом шастает. Оголодал он после спячки. Я ему рыбы накидал на берегу в проточке, на солнце она запахнет, он ее и найдет, зато нас не тронет.

      – А почто медведь падаль-то ест?

      – Так он на зиму брюхо травой набивает, а весной орет на весь урман – просраться не может, вот падаль-то и жрет для поносу, – рассмеялся Угор, влезая в шалаш, и, высунувшись, добавил: – правду сказать, сколь я из берлоги их не брал, у всех пузо пустое было. Просто, поди, орет да орет. Кто его, косолапого, знает. Коль подойдет, сам спроси, – хихикнул вогул и скрылся в шалаше.

      И действительно, словно бы в подтверждение слов вогула вдалеке раздался рев косолапого. Ибрагим пододвинул поближе пищаль, вытащил саблю из ножен и, подбросив хворосту в костер, принялся сторожить сон товарища.

      Приполярная ночь уже отступила, и световой день становился все продолжительней и продолжительней.

      Медведь появился к полуночи.

      Он долго бродил по сору⁴⁰, постепенно приближаясь к шалашу

36

Ярыги – кличка бурлаков.

37

Насад – судно повышенной грузоподъемности.

38

Кабалу наедать – кормиться в долг судовладельцу.

39

Парамойня – мостки для стирки белья.

40

Сор – заливной луг.