Звезды над урманом. Олег Анатольевич Борисенко

лапа в рот не влезет.

      – Это ты где железяк-то столько сыскал? – разглядывая ржавые литовки, поинтересовался вогул.

      – Так это твои родичи, остяки, приволокли. Они, оказывается, у купцов новгородских меняют пушнину на косы. А неведомо им, остолопам, что косы-то отбивать надобно да оселком править. Помашут по бурьяну да бросят за чум, как затупленную, вроде как за ненадобностью. А потом ждут зимы, когды новгородские надувалы приедут. А тем это и надобно. Литовки-то легкие, в обозе место мало занимают, а цена велика. Вот на мех и меняют, разбойники. Царь Иоанн запретил им шабриться по Перми, так они сюда обходным путем приладились нырять. Новгород-то вообще Москву не празднует. Все на запад поглядывает да перечит супротив власти первостепенной. А то и католический крест лобызнуть норовит. И под Литву, и под шведов лечь.

      – Что означает шабриться?

      – Шкуру без пользы тереть. Промыслом черным заниматься, как они поступают. Ну, ничего, пусть сунутся со своим протухшим товаром, враз охладят пыл свой барыжный.

      – Опять чудными словами бросаешься?

      – Таки тебе прозвище «барыга» не понятно?

      – Ага.

      – Это от татарского слова «бар», то бишь «есть». Слово «га», как я уразумею, стало быть, «товар», в наличии имеется, но дохлый и никчемный. «Бар», «болгыр» – есть, но не ладен. Вот в сборе «барыга» и слепился, – пояснил Архип.

      Внизу лога затявкали собаки и сразу же, радостно заскулив, примолкли.

      – Человек, однако, – насторожился вогул, выглядывая из кузни.

      – Кого-то на ночь глядя нелегкая принесла на собачьей упряжке, – проворчал Архип, выходя вослед за Угором.

      ***

      Исатай натянул поводья. Перед ним, словно из-под земли, выросли два волхва. Дорога проходила через ложбину, по низине которой еще стелились остатки желтого дыма. Появившиеся люди в длинных белых рубахах были так загадочно страшны, что если бы у Исатая не текла в жилах кровь великого Чингис Хана, то он бы уже мчался обратно к юртам ногайцев.

      Переборов в себе страх, Исатай поздоровался первым:

      – Селеметиз бэ физзатты адамзат³².

      – Добрый день, храбрый воин, – отозвался из желтого тумана старец.

      Гостомысл подошел к Исатаю и подал свиток, перевязанный тонким шнурком.

      – Отдай Валихану. Это важно.

      – Хорошо, отец, я сделаю, как ты сказал.

      – Он не должен попасть в чужие руки.

      – Не попадет, – заверил Исатай, внимательно вглядываясь в лицо второго волхва, который, словно камень, стоял за спиной старца.

      – Похож ты на моего раба беглого, – произнес, обращаясь к Никите, воин.

      – Все мы друг на друга похожи. Сегодня он спас тебе жизнь, пуская дым. Вчера я протянул тебе руку, когда ты тонул в Исиле. Небеса указывают тебе навсегда отказаться от забот своих насущных и заняться более важными делами, – загородив собой Никиту, ответил Гостомысл, показывая пальцем на небо.

      – Кажется, истину ты изрекаешь, аксакал, – легонько

32

Селеметиз бэ физзатты адамзат – Здравствуйте, уважаемые люди.