Забытые книги Эптона Синклера. Леонид Кауфман

Джеймс Скэттербридж ограбил их в праве на наследство и что Клара усугубила это преступление. Первоначально Торнвеллы владели хлопкопрядильными фабриками, основанными главой семьи Джошиа. Джеймс работал у них наемным работником, занимавшим небольшие должности, затем выдвинулся, и после паники 1907 года[3] вдруг выяснилось, что он обладает доверием совета директоров и банкиров и умением в деле реорганизации бизнесов. Большой пакет акций, вместо того, чтобы быть предметом наследования членов семьи, оказался в сейфе Джеймса, сделав его основным правообладателем имущества Джошиа, включая его дом. Женитьба экс-наемного работника на младшей дочери хозяина не помогла богатому окружению примириться со скандалом, и не то чтобы два мужа других дочерей нуждались в деньгах. Руперт Алвин был банкиром, который считал год неудачным, если он не добавлял миллиона к своему состоянию, а Генри Винтерс хвастался, что его адвокатская фирма никогда не получала меньше двадцати пяти миллионов долларов за судебную тяжбу. Но болезненным для аристократической семьи было вторжение «чужака» и смешение «голубых кровей» с простонародной кровью пришельца.

      У Корнелии с ее дочерьми происходит следующая беседа.

      – Мама, – говорит Дебора, – знаешь ли ты что-нибудь о завещании отца?

      – Ничего, дитя мое, он никогда не говорил мне об этом.

      – Позволь мне напомнить, мама, – вмешивается Алиса. – Отец обещал мне отдать старую мебель. Он знал, что только я ценила ее, и говорил мне об этом снова и снова.

      – Хорошо, дорогая, я надеюсь, он включил это в завещание.

      – Я могу только сказать, что если Джеймс и Клара получат колыбель «Мэйфлауэра» (речь идет об одной из немногих вещах личного пользования пассажиров корабля, на котором в Америку приплыли первые поселенцы), в которой меня укачивали, они могут похоронить меня в ней!

      В разгар забот, связанных со смертью отца, Дебора и Алиса обсуждают, кому достанется ковер персидского шаха. Дебора говорит:

      – Это моя собственность, я лишь оставила его в нашем старом отцовском доме, потому что знала – отец любит фамильные ценности. Годами я наблюдала его чистку каждую весну и посылала слугу, чтобы убедиться, что его не повредили. Ты знаешь, что это правда.

      – Да, конечно, – говорит Алиса.

      – И теперь, если Джеймс и Клара думают, что они могут увести ковер и позволить детям топтать его…

      В один из торжественных предпохоронных моментов Алиса Винтерс с бледным лицом и в черном платье требовательно спрашивает у своей младшей сестры Клары:

      – Еще раз и в последний раз, признаешь ли ты, что колыбель – моя собственность?

      Клара:

      – Я думаю, сейчас – не самый подходящий момент…

      Алиса:

      – Другого более подходящего момента может не быть. Это разорвет нашу семью, если ты так решишь. Эта колыбель «Мэйфлауэра» была колыбелью нашей судьбы и символом нашего положения. В ней укачивали меня и поколения до меня. Я родила

3

финансового кризиса США, когда рынок акций упал на 50 % по сравнению с предыдущим годом.