Петр Иванович. Альберт Бехтольд

в сторону Мадам:

      – Можно?

      Она кивает:

      – Можно!

      Тогда все встают, трижды крестятся на икону в углу, мальчик не отстает от взрослых. Потом все целуют хозяйке руку.

      – Это такой обычай, – пояснил после Маньин, – таким образом после каждой еды благодарят хозяйку за угощение.

      От него не требуется прикладываться к ручке, но поблагодарить на словах он обязан, ибо это подразумевается правилами хорошего тона. А теперь ему пора познакомиться со своим воспитанником. Как раз самое время им вдвоем прогуляться по саду:

      – Пьеро, пойдите-ка прогуляться с месье!

      – Как я должен обращаться к барчуку?

      – Как и мы все. Называйте его Пьер.

      Они проходят в сад через салон и крытую террасу. Ребман – справа, воспитанник, в светлой русской рубахе и полусапожках, – слева. Пьер успел надеть галоши и фуражку, совсем детскую, с пуговицей на околыше.

      Поначалу они молчат, каждый ждет, что другой начнет беседу. В конце концов Ребман спрашивает молодого человека, говорит ли тот по-немецки.

      – Зэр кляйн («совсем маленький»), – откликается тот почти смущенным от застенчивости мальчишеским голосом.

      Господин учитель сразу развеселился: мол, не такой уж и маленький, по крайней мере, на вид.

      Тут уже засмеялся и воспитанник:

      – Надо было сказать wenig, а не klein!

      Они медленно прогуливаются вниз по дорожке, затерявшейся в зарослях парка. Вокруг валяются сучья, деревья выглядят совсем одичалыми, ничуть не ухоженными. Дорожки позарастали травой. Скамейки вот-вот развалятся.

      «Видно, что здесь нет хозяина», – замечает про себя Ребман. Он и не догадывается о том, что за своим «Петькой» и его новым гувернером внимательно наблюдает мать, которая стоит на пороге выходящей в сад веранды.

      – Какой ваш любимый предмет? – спрашивает Ребман у своего нового ученика. Ответ последовал быстрый и решительный:

      – История, русская история! Я уже дважды прошел курс от начала до современности. Меня, собственно говоря, ничто другое не интересует.

      – А кто из деятелей русской истории вам особенно по душе?

      – Царь Иван Четвертый, ошибочно прозванный Грозным! – гордо ответил молодой человек.

      На это Ребман удивленно возразил:

      – Почему же именно он?

      – Потому что он-то уж знал, как надобно управлять Россией!

      – И как же?

      – Кнутом!

      «Ого, да ты и сам уже маленький деспотичный дьяволенок с невинными голубыми глазами!», – думает Ребман, а вслух замечает:

      – Но кнут в наше время уже не годится, то было в эпоху средневековья, тогда людей еще усмиряли кнутом.

      – России это во все времена подходит. Ею можно управлять только плетью. К сожалению, у нашего Николашки кулак слаб. Вас удивляет, что я говорю «Николашка»? Это, конечно же, не комплимент, но ничего лучшего он не заслуживает.

      Ребман решительно отказывается понимать: ведь это же молодой дворянин говорит