Странная неожиданность. Борис Владимирович Попов

быстро, песья кровь, кто послал? Кто научил на Владимира броситься?

      Паренек заплакал, поняв, что с нами шутки плохи. О Тайном Приказе ходили пугающие слухи. Конечно, не НКВД и не СС, но все-таки!

      – Никакого Владимира и не знаю…, я кушать сильно хочу…

      Теперь мой несостоявшийся убийца скорее предпочел бы почувствовать на своем горле стальную хватку Марфы, чем отвечать за свои грехи перед грозной организацией.

      Эх, горе ты мое горькое! Я сунул незнайке кусок пеммикана, дал сухарь.

      – Владимир – это я. Не бойся, тебя не тронут. Как звать-величать?

      – Емелька я, – весело хрустя сухариком представился новый знакомец, – а что за гадость вы тут едите?

      Он отвел руку с пеммиканом в сторону.

      – Кушай, сын мой, кушай, – поощрил его к действию святой отец, – это еда дальних народов. Она не очень вкусна, но сильно полезна.

      После церковного одобрения сомнительного кушанья, Емельян вгрызся в него, как в просфору. Немного насытившись и глотнув воды из бурдюка, парень взялся рассказывать.

      – Живем мы с матушкой в трех верстах отсюда в деревне Дубровка. Невелика деревенька, вся на три избы.

      – Как у меня при лесопилке, – не утерпел Матвей.

      Народ на него зашикал. Успеешь еще наболтаться. Емеля продолжил.

      – Вчера пошел с утра в церковь, которая в селе Красный Яр. Село справное, большое, дворов много. Оно от нас далековато стоит, верст двадцать будет. Идти очень долго, поэтому пробежался по холодку. До поселка два часа, в церкви часок. Потом с девками отправился потолковать. Тамошние ребята не мешали, боялись со мной связываться. Торчал с девахами долго. Назад уж к вечеру подался. А Дубровки больше и нету! Спалил кто-то деревню, народ в полон угнали. Троих наших мужиков зарубили – сопротивлялись видно. Собак тоже порубали.

      – Это охотники за рабами прошлись, – опять встрял неугомонный ушкуйник.

      – Я голодный, как пес. В церковь не евши пошел, натощак, как и положено. В селе никто горбушки хлеба не дал – неурожай у них в этом году. Разбойники прошлись – ничего после себя не оставили! Тут калики перехожие подошли. Спросил у них хоть какой-нибудь еды. Заорали, клюшками замахали и ушли. А мне и идти-то некуда, родня вся в нашей деревеньке жила. Переночевал кое-как. С утра озлился, выстругал дубинку. Вот думаю, сейчас кого-нибудь встречу, напугаю – дадут покушать. А тут вы едете. Вот и попугал – сам еле жив остался.

      У меня в голове забрезжила идея. Я, слушая жалостные истории молодого землепашца, уже успел присесть на поваленное дерево – слабость еще чувствовалась.

      – А ты в самом деле очень силен?

      – Самый сильный в деревне!

      – Богатырь на три двора, – съехидничала Наина.

      – Я и в селе, когда их парни меня от девок пытались отогнать, десятерых крепышей, как щенят раскидал!

      – Это и я раскидаю, – лениво сообщил ушкуйник.

      – Сейчас проверим, – сказал я. – Иван, дай-ка его дубину.

      Оторвать от земли эту оглоблю, вытесанную, похоже, из бревна, Ване не удалось. Он с трудом приподнял один конец и