Париж слезам не верит. Ольга Елисеева

ничего.

      – Проще говоря, когда кончилась война, победившие стороны создали Священный союз, чтобы не допустить в Европе новых революций. Главный принцип – не позволять подданным бунтовать против своих государей. А греки в Турции возьми да и восстань. Император в трудном положении. Они наши единоверцы. Но они же изменили своему султану. На что постоянно указывают австрийцы – наши союзники.

      Аграфена боднула головой.

      – Вы слишком много сразу говорите, Сеня. Я в толк не возьму: почему мы должны быть чем-то обязаны султану? Он же турок? И он действительно режет людей. А еще непонятно, какое право австрийцы имеют нам указывать? Много они помогали в войну?

      Закревский смерил гостью снисходительным взглядом.

      – Аграфена Федоровна, этими вопросами задается вся Россия. Вряд ли мы с вами их разрешим. Скажу попросту. У нас два статс-секретаря по иностранным делам – грек Каподистрия и немец Нессельроде. А еще раньше был поляк Адам Чарторыйский. Вам все ясно?

      Толстая засмеялась.

      – Для разнообразия не хватает русского.

      – Очень не хватает, – кивнул генерал. – Кстати, вы не помните, что такое «грандефлер»?

      – Такой очень дорогой цветок. Голландский.

      Из прихожей послышалась возня. Явился доктор. Денщик Тихон провел его в гостиную и враждебно уставился на Толстую, мол, шла бы ты отсюда, девка.

      Аграфена и сама засобиралась. На прощание она, как и пару дней назад, послала Закревскому воздушный поцелуй. Велела ошарашенному медику лучше смотреть за пациентом и покинула холостяцкое жилище довольная собой.

      – Однако, молодой человек, – протянул доктор Литке, провожая диву долгим, полным сожаления взглядом. – Я вас предупреждал, вести жизнь воздержанную. Щадить себя. Если вы будете прожигать здоровье с такими… нимфами, у вас не хватит сил дожить до старости.

      Генерал принял тираду эскулапа равнодушно, в его голове связывались нити двух, казалось бы, не имевших друг к другу отношения происшествий. После ухода Литке он вручил Тихону пятьдесят рублей из суммы, накануне полученной от Волконского.

      – Ступай к Бирже, там в лавках торгуют оранжерейными цветами. Купи букет голландских грандефлеров. Потом поезжай к особняку графа Федора Толстого на Шпалерной и положи на порог.

      Париж

      Веллингтон занимал дом в Латинском квартале, на пересечении улиц Монж и Роллен. Это было старинное приземистое здание с толстыми стенами, вросшими в тротуар по подоконники нижнего этажа. Во внутренний двор уже вынесли кадки с пальмами и померанцами. Звенела капель, солнце припекало, от жестяных крыш к небу поднималось марево. Двое знакомых адъютантов встретили Воронцова в холле, приняли перчатки и плащ и проводили вверх по мраморной лестнице времен Ришелье в кабинет своего начальника. Расторопный Казначеев остался внизу потолкаться среди штабных.

      Герцога пришлось дожидаться. Он прощался с прусским фельдмаршалом Блюхером, отбывавшим из корпуса в Берлин. Семидесятилетний вспыльчивый и прямодушный