Наблюдательный отряд. Дарья Плещеева

да. По крайней мере, этой ночью. Но даже если бы Горностай – все равно… Упустили всех, понимаешь? Да еще нас какой-то дурак заметил, кричать стал. И придется начинать, как говорится, с нуля. Ты его сейчас не расспрашивай, – Росомаха мотнул головой, указывая на дверь лаборатории. – Он не в себе. Пока шли – чего я только не наслушался. А парень – золото! План операции ведь он составил. И сам же… Да что говорить… И на старуху бывает проруха… Его, Хоря, ведь для больших дел готовят, понимаешь? И он это знает. И вдруг – такая незадача…

      Лабрюйер поглядывал на спиртовку. Над ней на треножнике была установлена кастрюлька, в которой воды – на две чайные чашки.

      – Режь сало, – сказал он Росомахе, – я хлеб нарежу.

      – Как он там? – прислушавшись к тишине, спросил Росомаха. – Плохо ведь ему…

      – Да, сам вижу. Ты ешь, ешь…

      – А ты, вообще, какого лешего тут сидел?

      – Вас ждал. Теперь уже и ложиться нет смысла. Мне с утра в «Северную гостиницу».

      – А меня, знаешь, в сон потянуло.

      – Ступай в закуток, хоть часа два подремли. А я – домой, переоденусь, побреюсь, усы подправлю.

      – С дамой, что ли, рандеву?

      – Видел бы ты эту даму!

      В «Северную гостиницу» Лабрюйер пришел раньше времени – в девять часов. Он хотел спокойно позавтракать в ресторане, а заодно расспросить персонал о госпоже Крамер.

      – Опоздали, сударь, – сказал знакомый коридорный. – Убралась она!

      – Как – убралась?

      – Спозаранку ее увезли.

      – Как – увезли?!

      – Господин за ней приехал, сразу – в номер, и сам ее чемоданы вынес. В автомобиль – и увез!

      – А она?

      – Она за ним тащилась, охала, бормотала. Как будто силком увозил!

      – Черт побери, и еще раз побери… Ну-ка, братец, опиши мне того господина.

      Коридорный задумался.

      – Ну, что, он выше меня, ниже меня?

      Лабрюйер знал, что человеку, не имеющему, как полицейский агент, навыка оценивать внешность и выделять в ней особые приметы, требуется помощь.

      Терпение в конце концов вознаграждается. И получаса не прошло, как Лабрюйер добился подробного описания загадочного господина. Спросив у метрдотеля карандаш и бумагу, он записал: «На вид лет тридцати пяти. Ростом шести с половиной вершков, узкоплеч и худ, усы черные, небольшие, нос прямой, тонкий, брови также черные, рот невелик, кожа смуглая, говорит по-немецки не с рижским выговором, можно принять за француза или итальянца, тужурка вроде шоферской, клетчатая, клетки едва различимы, серые брюки из хорошей материи, сапоги нечищенные, шапка меховая коричневая». Рост он записал, держа в уме, как это обычно делалось, два аршина.

      Потом Лабрюйер попросил, чтобы его пустили в номер, который занимала госпожа Крамер.

      Монументальная дама, собираясь впопыхах, разбросала и забыла кучу мелочей. Лабрюйер посмотрел на кавардак и велел принести старую газету. Из газеты он свернул не то что фунтик, а целый фунтище, куда покидал свои находки. И с этим приобретением он, перебежав дорогу,