Наблюдательный отряд. Дарья Плещеева

нужен Горностай.

      – Горностай усердно рисует шестеренки. Ты знаешь, Леопард, что такое шестеренка? О, это мечта чертежника!

      – Так ему и надо. Ты увидишь его сегодня?

      – Я могу оставить записку для Барсука.

      – Сойдет. Мне нужно сделать запросы в столицу.

      – Да, он говорил, что ты взял след.

      – И препоганый след…

      Лабрюйер взял кофейник с остывшим кофе, пакет с лакомствами и повел Росомаху в закуток возле лаборатории. Там он рассказал о своих изысканиях и подозрениях так, как, возможно, не рассказал бы Енисееву. Росомаха был ему куда ближе ехидного и причудливого контрразведчика.

      – А ты догадываешься, что это может быть злодей, совершенно непричастный к краже сведений? – спросил Росомаха. – Ты так яро пошел по следу, но всего по одному следу. Что, если ты потратишь время на маньяка, не пытаясь найти других кандидатов в шпионы? А маньяк окажется всего лишь безумцем, давно сидящим в палате на Александровских высотах?

      – Александровские высоты? Стой! Это ты хорошо подсказал…

      – Рановато ты туда собрался.

      Но Лабрюйеру было не до шуточек. Он притащил фотокарточки с копиями документов; бурча и чертыхаясь, отыскал то, чему от усталости и помутненного рассудка сразу не придал значения.

      – Свидетель, у нас есть свидетель… вот, гляди… если только он жив и не спятил всерьез… вот, студент политехникума, и надо же – латыш, Андрей Клява…

      Политехникумом рижане по привычке называли Политехнический институт. Хотя название уже несколько лет как поменялось, но одно слово выговорить сподручнее, чем два.

      – Что за фамилия такая странная?

      – По-латышски – «клен». У них много таких растительных фамилий. Наш Ян – Круминь, а это «кустик». Клява! Знаешь, сколько в здешней губернии Кляв? А искать родню придется.

      – Ты слишком увлекся, Леопард, – спокойно сказал Росомаха. – Нельзя так.

      – Клява был признан невменяемым и законопачен в лечебницу навеки. Но если он был подсунут суду вместо виновника, значит, были доказательства, что он во время предполагаемой смерти девочки околачивался где-то поблизости. Надо…

      – Не надо, Леопард. На Александровских высотах твой Клява в безопасности. Если только он жив. Такие козыри достают из рукава в последнюю минуту. Ты отлично идешь по следу, но тут – игра…

      Росомаха сказал это очень серьезно. И Лабрюйер понял его куда лучше, чем понял бы Енисеева со всеми енисеевскими выкрутасами.

      – Ты считаешь, лучше его пока не трогать?

      – Не забудь – Эвиденцбюро знает, что твоя «фотография» – что-то вроде нашего опорного пункта. Тебе ничто не угрожает, но за тобой наблюдают…

      – Черт!

      – Ты так увлекся сыском, что, кажется, совсем забыл об этом, – тихо сказал Росомаха.

      – Я последняя скотина…

      – Нет, ты просто отличный сыщик. Так и Горностай считает. Но ты никогда не был тем, кого преследуют.

      – Отчего же, был…

      – В