Данбар. Эдвард Сент-Обин

пазлом, который вот-вот разбросает по сторонам злой и нетерпеливый ребенок – причем, что самое ужасное, этим ребенком был не кто иной, как он сам. Ведь больше некого было винить за коварство судьбы; и в конце концов, ужас в том, что это все было плодом работы его сознания.

      – Сегодня никаких занятий на свежем воздухе, – объявила сестра Робертс. – Не пойму, зачем вы надели эти огромные ботинки. Разве нам не будет удобнее в тапочках?

      – Только не это, – пробормотал Данбар. Он не мог вынести сковывающую власть безумия, но точно так же он не мог вынести и сковывающую власть психушки. Он нуждался в помощи Питера, чтобы сбежать отсюда. Если он не совершит побег сегодня, больше ему, вероятно, не представится такой возможности. Вероятно, он так и умрет здесь, а сестра Робертс будет ободряюще похлопывать его по руке, сидя с ним в палате, заваленной вонючими лилиями.

      – Что вы сказали, дорогой?

      Он должен себя сдерживать, он должен быть гениальным лицемером. Данбар, прославившийся своей прямотой, прославившийся своим твердым мнением обо всем на свете, прославившийся своими неожиданными слияниями и поглощениями, должен научиться лицемерить!

      – Да! – сказал Данбар. – Сегодня останусь в помещении. Посижу у голубого камина.

      – Какого еще голубого камина? – спросила сестра Робертс, чье ухо уловило в этой фразе нечто подозрительно порнографическое.

      – У телевизора! – пояснил Данбар. – Он всегда кажется мне голубым пламенем, мерцающим в камине.

      – А, вот оно что! – с облегчением произнесла сестра Робертс. – Это даже звучит успокаивающе!

      – Именно – успокаивающе! – согласился Данбар. – Особенно если ты владеешь несколькими телевизионными каналами, а доходы от рекламы растут, потому что у твоего нового шоу потрясающий рейтинг!

      – Хм, – пробормотала сестра Робертс, вкатывая Данбара в столовую. – Помните, что сказал доктор Харрис: нам больше не надо волноваться о бизнесе, он теперь в надежных руках, и все, что нам надо, – это чудесный долгий отдых!

      Столовая располагалась в сельском доме викторианской постройки – центральном корпусе психиатрической лечебницы. Обои с рисунками в стиле Уильяма Морриса[6] были тщательно выполненной копией, но дубовые столы по большей части были подлинниками, правда, их размеры, огромные – под стать многодетным викторианским семьям, – все равно не соответствовали современным потребностям в помещении достаточно просторном, чтобы в нем могли расположиться престарелые и умирающие безумные пациенты. Длинная оранжерея позади угрюмой старинной залы служила не только продолжением общей столовой, но и всегда хорошо освещенной площадкой для оживленного общения, где размещались кресла и диваны, обитые тканями с яркими цветочными узорами, а исполинского размера листья и цветы служили зримым доказательством целебной силы природы. Среди мебели с тропическими узорами на обивке были расставлены бамбуковые столы со стеклянными столешницами – маленькие круглые стояли в ожидании

6

Моррис Уильям (1834–1896) – британский художник, основатель классического дизайна обоев с цветочным узором, выпускающихся на его фабрике с 1861 года.