По велению Чингисхана. Николай Лугинов

костров и осиротевшие коновязи – и это итог его жизни?

      Но объезжавший с гур ханом становище старый воин Маргай-тойон не спешил верить словам вождя: он не единожды переживал подобные спады в настроении Джамухи и знал, что тот – не чета простым смертным. В нем жило могущество духов, а с этим нужно родиться, как с линиями на ладони. Один крик гнева такого избранника небес способен поставить на колени целые тумэны врагов – Маргай-тойон всем сердцем верил в это. И он ли один? Вожди всех племен, собравшись на совет против Чингисхана, подняли над собой на белоснежном войлоке именно Джамуху, а не кого-то другого, чьи возможности имеют человеческий предел. Кто-то из союзников уже пожалел о присяге и нарушил ее – не рано ли? Но тот ли Джамуха едет сейчас рядом с Маргай-тойоном и печально озирает тревожное становище, которому придает видимость прочности лишь белый ханский шатер у подножия горы? Этому ли человеку была принесена клятва верности? Такие мысли могли завести далеко, и старый воин тряхнул головой, как при умывании лица холодной водой горной речки, плюнул на ветер слева от себя в маску духов смущения: не-е-эт! Джамуха это Джамуха… И никто не скажет, что он надумал, дабы обернуть поражение победой.

      Вот гур хан поднял руку и произнес:

      – Снег опал – не пора ли устроить облавную охоту?

      Радостью отозвались эти слова во всем существе Маргай-тойона.

      – Хоп! – ответил он. – Дадим нукерам порезвиться!

      – Собери два-три сюна… Остальные тоже пусть отправляются на охоту, но охрану стана усильте. Известите всех, кто живет отдельными станами: чадаранов, хатагы, салджетов, дюрбенов и унгуратов – пора охоты! – и Маргай-тойону показалось, что конь Джамухи заиграл под седлом.

      – Уруй! – сказал он еще раз, подчеркивая свою готовность исполнять и действовать. – Когда выступаем?

      – На рассвете!

* * *

      Ача-хотун произрастала из корня древнетюркских ханов.

      Иссыхала тонкая ветвь векового дерева, и в скорбной устремленности своей бездетной жизни она часто приходила к мысли: уж не отголосок ли ее судьба той тяжкой поступи предков, которая на необъятных просторах матери-земли растаптывала судьбы целых племен и народов?.. Горят небесные костры – Стожары. Отошедшие в иные миры люди становятся видимыми и невидимыми глазу звездами, а когда они падают – не есть ли это знак того, что наконец свершилось неведомое возмездие из глубины веков и на земле чей-то род прервался?

      Прошла первая огневая охота после долгой зимы, и люди, сидящие у сытых костров, едят уже не сушеную баранину с подсоленной водой, а сочное парное мясо диких оленей и их детенышей. Ача-хотун едва не плачет: ей жаль детенышей и жаль Джамуху.

      «Если бы он взял в жены другую! – печалится ее болящая душа. – Она родила бы ему кучу детей, и норов его изменился бы в отцовстве! Иной тропой направил бы он коня своей судьбы… И люди-изгнанники, что сегодня свежевали первую добычу весны, не боялись бы произнести слова о будущем, словно понимая, что общего будущего у них нет… Нет – потому