По велению Чингисхана. Николай Лугинов

присели друг против друга.

      – Вот так-то, – сказал Джамуха, словно бы мысленно охватывая весь будущий разговор и уже ставя на нем точку. – Слушай же меня, Болтонгой.

      – Слушаю, – порываясь встать перед гур ханом на колено, ответил юноша, но Джамуха легким толчком в плечо усадил его на отведенное гостю место.

      – Много сделал для меня славный Хопсугул-тойон. Он старался возвысить мое имя, приумножить мои богатства и мое влияние, сам возвышаясь вместе со мной. Когда он погиб, то выяснилось, что ценой своей жизни он повернул ход сражения в мою пользу. Могу ли я позабыть такое, как неблагодарное животное? Из вождя малого джаджиратского рода я превратился в гур хана. Вырос и ты с тех пор, как он погиб, и стал моей стремительной стрелой, моей хитрой лисицей и бьющим соколом. Мои враги давно нашли бы способ расправиться со мной, но я не стал богат, мои богатства не соблазняют их, а такие, как ты, надежно защищают меня, хотя мы и превратились в беглецов, чьи убежища – каменные щели… Я в капкане, и назад мне ходу нет. Говоря о настоящем вожде, я имел в виду…

      Болтонгой, кажется, потерял дыхание, когда гур хан сделал мучительную паузу.

      – … Чингисхана. Говорю тебе: уходи от меня, обреченного, к нему. Там ты вырастешь в большого тойона.

      – О-о-о! – округлил рот и глаза Болтонгой: он испугался того, что услышали его уши. Может быть, гур хан испытывает его преданность? Юноше и в голову не приходила мысль об измене. О самой возможности другой, иной судьбы…

      – Нет, нет, гур хан! – заговорил он, стараясь не горячиться. – Я не уйду, пока есть ты: хан для воина – это судьба, это отец и мать! – так меня учили. Даже думать о таком – все равно что плевать на могилу отца!

      Джамуха не был бы гур ханом, если б не мог остудить юношеский пыл, подобный тому, что начинал охватывать молодого воина, сидящего возле. Ему даже не нужно было напрягать мысль и облекать ее в высокие слова, чтобы убедить собеседника – сына своего боевого товарища – внять приказу вождя: так мощный лев, лениво ударив хлыстом хвоста по своему мускулистому телу, дает зарвавшемуся сеголетке представление о раскладе сил.

      – Если то, что ты сказал – закон для воина, если хан для тебя и отец, и мать, то делай так, как я велю…

      – Слушаю гур хан, – склонил голову Болтонгой, но в голосе его Джамухе послышалась сдерживаемая обида. – Ты гур хан, твое слово – закон. Скажешь умри – умру, скажешь иди – пойду…

      – Завтра с рассветом отправляйся в путь. С собой возьмешь мать и сестренку. Держите прямо на юг. Думаю, тебе не составит труда отыскать войско Хорчу-тойона и ты не забудешь при его поисках об осторожности. Не нужно, чтобы вокруг тебя роился туман домыслов и чтобы в тебе заподозрили шпиона. Ты знаешь, кто такой Хорчу?

      Не поднимая головы, Болтонгой ответил:

      – Это тойон менгетей из нашего джаджиратского рода… Исправно служит Чингисхану…

      – Так. Назовешь ему мое имя и скажешь: «Брат мой из братьев, тойон Хорчу! Болтонгоя, который передаст тебе это поручение, отправляю с надеждой, что ты сделаешь