По велению Чингисхана. Николай Лугинов

женщин-заготовительниц и обеспокоить бессменного главу ставки, старого полководца Усун-Турууна.

      – Кто охраняет гору Хорхонох? Сколько человек? – спросила она, волнуясь и охлаждая еще горящее жаром лицо влажной тряпицей.

      – Гора небольшая… – ответствовал старик. – Два сюна хватит с избытком, хотун-хан…

      – О каком избытке ты возомнил? Ишь, мудрец китайский, а? – деланно возмутилась Ожулун и укоризненно постучала себя кулаком по лбу. – У тебя что: две головы на плечах, а одна из них лишняя?

      Усун-Туруун с достоинством воздел глаза ко лбу, словно считал головы. Посчитал и сказал:

      – Голова одна, хотун-хан… – глаза его смеялись.

      – Что же решила твоя единственная голова?

      – Отправлю на усиление охраны еще два сюна, хотун-хан.

      – И все?

      Усун-Туруун догадлив:

      – Остальное – тайна, ведь на горе никого нет. Кого там охранять?

      Ожулун поняла и одобрила:

      – Так! Но что ты сказал сюняям? Что они делают на подступах к горе Хорхонох?

      – Велел, чтоб никого не подпускали к горе и не дозволяли никаких неожиданных перемещений вблизи ее! Они ничего не знают!

      – А кто-нибудь… живой там есть? Обитает?

      – Только пастухи двух бараньих отар и пять-шесть коневодов, хотун-хан! Люди мирные, как и их овцы…

      – Так слушай же меня в оба уха, несчастный! – повысила голос Ожулун и швырнула тряпицу с благовонной влагой в темень сурта. – И невестки мои с их наперсницами как овцы! А где овцы, там и волки! Поезжай, скачи к тойон-сюняям и скажи им, кого они охраняют: тайна нужна, но она не должна застить глаза доверенным людям! Что, если в лесах укрылся какой-нибудь недобитый враг и ему не надо даже проникать сквозь кольцо сторожевых псов? Что будет тогда с твоими подопечными, а значит, и с тобой, старик?!

      – О, достойнейшая мать достойнейшего из сыновей! – рухнул на колени не на шутку взволнованный старый воин. – О-о! Можно скрыть бедность – нельзя скрыть глупости! О, воистину глуп тот, кто считает себя хитрее других!

      Ожулун подошла к нему и показала рукой ладонью кверху:

      – Встань, бедняга Усун-Туруун! Пока ты будешь каяться в несодеянном и неслучившемся, оно случится и содеется! Пора в путь!

      Старик встал, прикрывая левой рукой левое же колено, лицо его являло само смирение.

      – Что ты там прячешь под рукой? – заинтересовалась Ожулун.

      – Штаны лопнули, – растерянно ответил Усун-Туруун, – прямо на коленке…

      – Уж больно ты усерден в ползаньи на коленях! – съязвила Ожулун. – Почему так обносился: скуп или беден?.. Как будто мы тебя обошли почестями и богатством.

      – Кому чужды излишества, тому не страшны лишения! – бодрясь, отвечал старик, но ладонь от лоскута на колене не отнимал.

      Тогда Ожулун ласково улыбнулась ему, достала из сундука шаровары тонкой козлиной кожи и милостиво протянула Усун-Турууну.

      – Держи