Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! (сборник). Глэдис Митчелл

дней.

      – Зачем вы пришли? – помолчав, спросил викарий.

      Джонс коротко рассказал о визите к доктору Кревистеру.

      – Не понимаю, почему вы вмешиваетесь? Это не имеет к вам никакого отношения, – раздраженно буркнул священник сквозь намотанный шарф.

      – А как же мистер Карсуэлл Миддлтон? Я не могу просто стоять в стороне и смотреть, как его сведут в могилу, – возразил писатель.

      – Разумеется, не можете. Но для чего кому-то сводить его в могилу?

      Джонс нетерпеливо ответил:

      – А разве он не унаследовал поместье? Что станет с молодым Миддлтоном-Пэшеном теперь, когда вернулся его пропавший дядюшка? А если тот к тому же женат и у него собственные дети…

      – Он холост! – перебил викарий. – Миссис Гэнт слышала об этом от миссис Теббаттс, экономки, которую он привез с собой.

      – Что ж, хоть какие-то новости!

      – В общем, вам лучше успокоиться и умерить свое воображение, – заключил священник.

      – Воображение тут ни при чем, – возразил Джонс. – Все просто, как дважды два четыре. Дело Миддлтона плохо пахнет, и я намерен выяснить правду, прежде чем уеду из деревни.

      – Вся деревня плохо пахнет, – заметил викарий, неожиданно хихикнув. – Но убийство тут ни при чем. Убийство – это слишком просто. Вы и понятия не имеете, что тут творится. О, можете мне поверить!

      – Правда? – спросил Джонс, внимательно взглянув на него.

      Викарий заморгал, его речь стала хриплой и невнятной. Он начал говорить о местной содомии, и рассказ лишил Джонса дара речи. Как писателя его трудно было чем-либо удивить, но явное удовольствие, с которым священник смаковал детали, вызвало у него отвращение.

      – И вот теперь эта старуха Флюк, – заключил викарий. – Отрубила голову петуху и залепила его перьями дверь в моем летнем домике. Я не могу в него войти.

      – Не можете войти? – удивился Джонс.

      Он машинально ухватился за каминную полку, догадываясь, что ему совсем не понравится ответ Хэллема.

      – Нет! – почти взвизгнул викарий, повысив голос. – Не могу войти!

      Хэллем вдруг громко рассмеялся и ударил себя кулаком в грудь. Джонс подскочил к нему, прижал к кровати и позвал японца. Тот с почтительным видом появился в комнате и встал, скрестив руки на груди. Викарий лежал тихо.

      – Принесите воды! – крикнул Джонс. – Ваш хозяин болен!

      – Только не воды, – вежливо произнес дворецкий. – Вода плохая. Нашествие лягушек. Все лягушки мертвые. Вода очень плохая, когда лягушки мертвые. Лягушки отравлены, вода тоже. Хозяина отравили, вот что я думаю.

      Замечание о лягушках, кажется, оживило пастора. Он убрал руку Джонса, сел в кровати и прохрипел, приложив ладонь к больной щеке:

      – Лягушки, может, и отравлены, а вода – нет.

      – Конечно, нет, – подтвердил Джонс успокаивающим тоном.

      Викарий снова рассмеялся, на сей раз естественно, однако его голос по-прежнему звучал как чужой.

      – Нет-нет, правда. Мой колодец слишком глубокий, чтобы в него могли попасть дохлые лягушки. Если они там появились, значит,