Дочь того самого Джойса. Аннабел Эббс

хотелось туда вернуться.

      – Там все не слишком изменилось, – ответил мистер Беккет, и я ощутила, что меня затягивает в эти сине-зеленые глаза, я падаю и тону в них.

      – Не дури, Лючия, – одернула меня мама, и я резко обернулась. – Ирландия – настоящее болото и отхожая яма. Все эти хвалебные песни лучше оставь своему отцу. Он споет их за нас обеих.

      – Да будет, Нора, – недовольно проворчал баббо. – Возможно, это страна варваров с распятиями в руках, но совсем не отхожая яма.

      – Свора попрошаек и ханжей! – Мама вскинула голову. – И конечно, ни о каком возвращении речи быть не может. Тебя бросят за решетку, Джим, и ты хорошо это знаешь.

      Баббо мрачно кивнул, а мистер Беккет неловко заерзал. Я судорожно соображала, что бы такого сказать, чтобы разрядить возникшее напряжение. Но мама заметила еще одну актрису и снова принялась что-то шипеть мне в ухо, а баббо, как она и предсказывала, стал припоминать названия баров на О'Коннел-стрит. Я наблюдала за мистером Беккетом из-под ресниц – как серьезно он смотрит и почти торжественно кивает на каждое слово баббо. А потом наши глаза вдруг встретились – и долгую секунду не могли оторваться друг от друга. Все вокруг нас словно ожило – опять то же самое электричество, от которого воздух будто потрескивает и особенно пахнет. Против воли мои пальцы двинулись вперед по льняной скатерти – неведомая сила притягивала их к мистеру Беккету.

      – А что «Медная Голова», мистер Беккет? Сильно она изменилась? – Голос баббо разрезал пространство и время. Волшебство рассеялось, острота ситуации спала, и магнетизм, которому только что повиновалась моя рука, исчез.

      Я щелкнула пальцами, как будто отменяя вопрос баббо.

      – Расскажите нам о своей семье, мистер Беккет. Мы хотим знать о вас все… если только это не слишком бесцеремонно с моей стороны?

      И лишь позже, гораздо позже я вспомнила об Эмиле. Целую секунду я даже не могла представить его лицо. А когда представила, то почувствовала себя такой жестокой и бездушной… такой виноватой, что насильно постаралась прогнать его из своей памяти. Далеко-далеко.

* * *

      Только следующим вечером я узнала о намерениях баббо относительно мистера Беккета. Я сидела в кухне, а мама бинтовала мои ступни. После еще шести часов репетиций нарывы сочились густым желтым гноем, а мои танцевальные туфли изнутри были выпачканы кровью.

      Вошел баббо. Его очки запотели, а галстук сбился на сторону.

      – Я так больше не могу, – жалобно произнес он.

      – Что теперь случилось, Джим? – Мама сильно дернула бинт.

      – Ай! Не так туго, мама, а не то я завтра не смогу надеть балетки, – простонала я.

      – Матерь Божья! Ты и твои ноги, твой отец и его глаза! Я уже не знаю, куда мне деваться, вы меня с ума сведете! Где Джорджо? – Она подняла голову, словно ожидая, что Джорджо дома и вот-вот войдет в кухню. Однако Джорджо отсутствовал весь день и всю ночь. Я не говорила маме. Я знала, что ей бы это очень не понравилось.

      – Я целый день говорил по телефону с юристами.