Кристин, дочь Лавранса. Сигрид Унсет

по моей вине! Никогда я не думал, что девушка может быть такой хорошей, как ты, моя Кристин…

      Он увлек ее на траву под кусты; они сели там спиною к каменной ограде. Кристин ничего не говорила, но, когда он переставал ласкать ее, протягивала руку и дотрагивалась до его лица.

      Через некоторое время Эрленд спросил:

      – Не устала ли ты, дорогая моя?

      И тогда Кристин склонилась на его грудь. Он обнял ее и прошептал:

      – Спи, спи, Кристин, спи здесь, у меня…

      Она все глубже и глубже погружалась в темноту, тепло и счастье у него на груди.

* * *

      Когда Кристин пришла в себя, она лежала, вытянувшись во весь рост, на траве, щекой на коленях Эрленда, обтянутых коричневым шелком. Эрленд по-прежнему сидел, прислонясь к каменной ограде; лицо его было серым в серых сумерках, но широко раскрытые глаза были удивительно чисты и прозрачны. Кристин увидела, что он всю ее закутал в свой плащ – ногам ее было так хорошо и тепло под мехом.

      – Вот ты и спала у меня в объятиях, – сказал он и слабо улыбнулся. – Благослови тебя Бог, Кристин, ты спала так сладко, как ребенок на руках у матери…

      – А вы не спали, господин Эрленд? – спросила Кристин.

      Он улыбнулся, глядя в ее заспанные глаза:

      – Может быть, придет такая ночь, когда мы с тобою сможем заснуть вместе, – не знаю, что ты на это скажешь, когда обдумаешь! Я бодрствовал эту ночь – между нами все еще столько препятствий, что они разделяют нас больше, чем если бы между мною и тобою лежал обнаженный меч. Скажи, будешь ли ты любить меня, когда эта ночь пройдет?

      – Я буду любить вас, господин Эрленд, – сказала Кристин, – я буду любить вас, пока вы сами захотите, и после вас не буду любить никого другого!..

      – Тогда, – медленно сказал Эрленд, – тогда пусть Бог отвернется от меня, если когда-либо в объятиях моих будет женщина или девушка до того, как я смогу обладать тобою по чести и по праву! Скажи и ты то же самое, – попросил он.

      Кристин сказала:

      – Пусть Бог отвернется от меня, если я обниму другого, пока живу на земле!

      – Теперь нам пора идти, – сказал Эрленд немного погодя, – пока народ еще не проснулся.

      Они пошли сквозь кусты вдоль каменной ограды.

      – Ты думаешь о том, что теперь будет дальше? – спросил Эрленд.

      – Это вам решать, Эрленд, – отвечала она.

      – Твой отец… – начал он через некоторое время. – В Гердарюде говорят, что он мягкий и справедливый человек. Как ты думаешь, он будет очень противиться нарушению договора, который он заключил с Андресом Дарре?

      – Отец так часто повторял, что не будет принуждать нас, своих дочерей, – сказала Кристин. – Ведь все устроилось больше потому, что наши земли лежат так удобно по соседству. Но отец, конечно, не захочет, чтобы я из-за этого лишилась всех земных радостей!

      В душе у нее шевельнулось смутное предчувствие, что, может быть, все это будет не так-то легко и просто, но она поборола его.

      – Тогда, может, все произойдет легче, чем я думал сегодня