Хрустальный грот. Полые холмы (сборник). Мэри Стюарт

подошел ко мне, опуская на ходу меч в ножны.

      – Ты прав, клянусь собакой! Я эту белую плешинку за милю признаю.

      – Эй, Ульфин, привет! А где твой хозяин?

      Я даже за шесть шагов услышал, как мальчик испустил вздох облегчения.

      – Ох, Кадаль, это ты! Господин мой Мерлин… Я слышал, как заржала ваша лошадь… Я думал… Здесь никто никогда не ездит…

      Я подъехал поближе и взглянул на него сверху вниз. Его запрокинутое лицо было белее мела, глаза – огромные, расширенные… Он все еще чего-то боялся.

      – Белазий, похоже, ездит, – сказал я. – Зачем?

      – Он… он мне не говорит, господин…

      – Ну, нечего дурака валять! – перебил его Кадаль. – Я думаю, чего ты о нем не знаешь, того и знать не стоит. Ты ведь все время при нем, днем и ночью, это все знают. Давай, выкладывай. Где твой хозяин?

      – Я… он скоро вернется…

      – Ну, мы его ждать не станем, – сказал Кадаль. – Нам нужна лошадь. Ступай, скажи ему, что мы здесь, господин Мерлин ранен, его пони охромел, а нам нужно побыстрее добраться домой… Ну, чего стоишь? Что с тобой такое?

      – Я не могу! Он сказал, чтобы я за ним не ходил. Он запретил мне уходить отсюда.

      – Так же как запретил нам сворачивать с дороги, если мы поедем в эту сторону? – спросил я. – Да, конечно. Тебя Ульфин зовут? Так вот, Ульфин, дело не в лошади. Я хочу знать, где Белазий.

      – Я… я не знаю.

      – Но ты, по крайней мере, видел, в какую сторону он поехал?

      – Н-нет, господин…

      – Клянусь собакой, – воскликнул Кадаль, – какое тебе дело, где он? Нам нужна лошадь. Слушай, парень, подумай головой. Мы не можем полночи ждать здесь твоего хозяина. Нам надо домой. Если ты ему скажешь, что лошадь понадобилась господину Мерлину, он тебя живьем не съест, верно?

      Мальчик начал что-то мямлить.

      – Ну так что, – перебил его Кадаль, – может, нам самим съездить попросить у него разрешения?

      Мальчишка дернулся и сунул кулак в рот, отчего сразу стал похож на дурачка.

      – Нет… Не надо… Не надо!

      – Клянусь Митрой! – сказал я (я в то время пристрастился к этой клятве, подражая Амброзию, который изредка употреблял ее). – Что он там делает? Режет кого, что ли?

      И тут раздался вопль.

      Это не был крик боли, нет – хуже: это был крик смертного ужаса.

      Мне показалось, что в этом вопле прозвучало какое-то слово, как будто человек понял, что ему угрожает, – но я этого слова не знал. Крик все нарастал – казалось, тот, кто издает его, вот-вот разорвется от натуги, – потом вдруг внезапно оборвался, словно кричавшего ударили по лицу. В наступившей жуткой тишине слабым эхом этого крика казалось судорожное дыхание маленького Ульфина.

      Кадаль застыл – одна рука на мече, другая сжимает поводья Астера. Я резко развернул кобылу и хлестнул ее поводьями по шее. Она рванулась вперед так, что я чуть не вылетел из седла, и понеслась меж сосен к тропе. У меня над головой проносились ветви. Я распластался на шее кобылы, вцепился рукой в узду и висел на ней, словно клещ. Ни Кадаль, ни мальчик не сдвинулись