Хрустальный грот. Полые холмы (сборник). Мэри Стюарт

одергивать мою тунику и приглаживать мне волосы. Я понял, что ждут кого-то важного. У меня заколотилось сердце: похоже, меня собирались показать гостю! Это было странно – обычно меня в таких случаях прятали с глаз долой. Я терпеливо ждал, пока Моравик причешет меня. Они с матерью шепотом перебрасывались короткими, отрывистыми фразами. Я слушал вполуха и ничего не понял. Я жадно прислушивался к конскому топоту и крикам людей на дворе. Язык, на котором переговаривались, не был ни валлийским, ни латынью – они говорили по-кельтски, и выговор был бретонский. Я понимал их, потому что моя нянька, Моравик, была из Малой Британии и я выучил ее язык одновременно со своим родным.

      До меня донесся раскатистый хохот деда. К нему присоединился другой. Потом голоса затихли – дед, должно быть, увел гостей в дом, и теперь во дворе слышался только звон упряжи и топот лошадей, которых разводили по стойлам.

      Я вырвался от Моравик и подбежал к матери.

      – Мама, кто это?

      – Мой брат Камлах, сын короля.

      Не глядя на меня, она указала на оброненный челнок. Я поднял его и отдал ей. Она снова принялась ткать, медленно, словно машинально.

      – Значит, война кончилась, да?

      – Война давно кончилась. Твой дядя был на юге, с верховным королем.

      – А теперь он вернулся, потому что дядя Дивед умер?

      Дивед был наследником, старшим сыном короля. Он скоропостижно скончался от колик в желудке, и его жена, Элен, вернулась домой к отцу (детей у них с Диведом не было). Конечно, поговаривали об отраве, как всегда бывает, но всерьез в это никто не верил: Диведа все любили. Он был отважный воин и хороший хозяин, умел быть и щедрым, когда нужно.

      – Говорят, дядя женится. Правда, мама? – Я гордился своей осведомленностью и с радостью предвкушал свадебный пир. – Он, наверное, женится на Керидвен, раз дядя Дивед умер…

      – Что-о-о?

      Челнок замер в руках матери, и она резко повернулась ко мне. Но, видимо, мое лицо ее успокоило, потому что гнев в ее голосе исчез, хотя она все еще хмурилась, и Моравик негодующе зашипела на меня.

      – Где ты этого набрался? Слишком много слушаешь, чего тебе не понять. Забудь все это и помалкивай.

      Челнок снова задвигался, но медленно.

      – Слушай, Мерлин, сынок, когда они придут посмотреть на тебя, будь тише мыши. Понял?

      – Да, мама.

      Я понял ее очень хорошо. Меня давно приучили не попадаться на глаза королю.

      – А они что, придут на меня посмотреть? Почему на меня?

      В ее голосе послышалась горечь – от этого она сразу будто постарела, стала почти такой же, как Моравик:

      – А как ты думаешь?

      Челнок лихорадочно заметался у нее в руках. Она вплетала в ткань зеленую нить; я видел, что она портит узор, но промолчал: мне показалось, что так красивее. Я стоял и смотрел на нее, но тут отдернулась занавеска и вошли двое мужчин.

      В комнате сразу стало тесно. Две головы, седая и рыжая, на какой-нибудь фут не доставали до потолка. На деде было темно-синее одеяние с золотой каймой. Камлах был в черном. Потом я