Не перебивай мёртвых (сборник). Салават Юзеев

мере того как он говорил, я заметил, что все красноармейцы всё больше отдалились в тень, словно второстепенные персонажи драмы. Посреди сцены стоял один Минлебай Атнагулов, чуть в стороне – освещённые пламенем, стоящие на коленях, жертвы. Я старался не высовываться, но не исключено, что главный герой спектакля видел меня. Спектакль предполагает наличие зрителей, и потому моё присутствие было оправданным.

      Затем произошло следующее. Минлебай Атнагулов привёл приговор в исполнение сам. Но перед этим он приказал, чтобы из дома Сакаевых выкатили рояль, а также пригласили немца, чтобы тот играл. Казнь должна была сопровождаться аккомпанементом. Иоахим Вернер поначалу отказался наотрез, но после того как ему пригрозили пистолетом, вынужден был сесть за инструмент. Он заиграл Лунную сонату. А что же он ещё должен был играть, спросите вы, в деревне по имени Луна, когда в небе виден лик ночного светила, а рядом, ближе некуда – смерть?

      Бетховен заполнил всю деревню, так же, как тогда, в первый приезд к нам Вернера. Минлебай Атнагулов, разумеется, помнил эту музыку. Он вообще был чуток к музыке. Итак, казнь свершалась под Лунную сонату. Палач подходил к очередной жертве, сабля возносилась и падала вниз, затем падал с рассечённой головой пленник. Мне показалось, что всё это происходит как-то плавно, замедленно, словно в воде. И причиной тому была музыка, которая обволакивала собой каждое движение.

      Сделав половину работы, палач остановился и отёр пот со лба. В это время кто-то из жертв что-то ему сказал. Я плохо расслышал, что именно было сказано, но, как мне показалось, это был вопрос «Зачем?». Палач подошёл к пленнику. Это был тот самый мужчина, похожий на доктора Фауста.

      – Зачем? – переспросил Минлебай Атнагулов. На его лице плясали огненные блики. Он посмотрел пленнику прямо в глаза. Но тот его не боялся. Поскольку уже не было ничего, чем его могли бы запугать.

      Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Затем спектакль был продолжен.

      – Зачем, спрашиваете вы? – Минлебай Атнагулов прохаживался по сцене взад-вперёд, держа в руке испачканную кровью саблю.

      Вернер по-прежнему играл Лунную сонату. Луна уже взошла в небе и светила в полную силу.

      – Я вам отвечу, – продолжал Минлебай Атнагулов, прохаживаясь, словно в лучах театральных софитов. – Один наш деревенский дед говорил: «У Всевышнего свои планы насчёт каждого из нас». А я скажу так. Человеческая душа похожа на рояль. В ней есть белые клавиши и есть чёрные клавиши. И тот, в чьей это власти, открывает крышку и извлекает из нас музыку, которая им задумана. И это может быть Бетховен или, напротив, какой-нибудь паршивый собачий вальс.

      – Сейчас, – Минлебай Атнагулов вдохновенно пошёл в моём направлении, к самому краю сцены, – я ощущаю величественную музыку бытия!

      Он стоял прямо надо мной.

      – Посмотрите! Какая потрясающе красивая луна! – он показал саблей на луну. Капельки крови упали мне на щеку. Сабля была прямо надо мной. Бетховен заполнял всё пространство вплоть до последних