Не перебивай мёртвых (сборник). Салават Юзеев

влево, иди вправо, вверх, вниз, – тебе предстанут бесподобные жизни, влекущие одна другую из небытия бумаги. Ты можешь сказать – жил, понимаешь, когда-то некий Абдулкарим (после которого не осталось даже фотографии), ну что с того? А с того, отвечу я, что у него было, как минимум, два достойных нашего внимания события – это рождение и смерть. И ещё у него была любовь, соседствующая со свистом хлыста, запахом пота, пыли, лошадиного навоза, но в то же время бросающая душу в небеса, так легко бросающая, словно стрижа под облако. А чем нам интересна его жена Махфуза, спросишь ты? А тем, отвечу я, что, истекая кровью, она познала великую суть материнства. И познала её с лихвой, поскольку детей надо было рожать много, с учётом того, что мужчин из нашей деревни унесёт отсюда страшной тёмной водой. Тем более что двое сыновей попадут под рекрутский набор и уйдут воевать против Наполеона, о котором никогда и не слыхали.

      Подозреваю, что мой рассказ может пойти по этому руслу, – я всё время рискую вовлечь сюда новые персонажи, число которых множится, как в фамильной родословной. И потому мне приходится ограничивать себя, иначе я буду говорить бесконечно, словно перемещаясь вдоль и поперёк ветхого листа бумаги.

      Рассказчик остановился. Очевидно, ему надо было перевести дух.

      – Давайте ещё раз заварим чай. Вы знаете, чтобы рассказ получил другое качество, надо сменить сорт чая. Всё, что мы рассказываем, зависит от чая, который мы пьём.

      Он достал из чемодана полотняный мешочек, завязанный тонкой тесёмкой.

      – Сейчас я заварю другой чай. В нём есть лёгкий привкус дыма, так как его сушат на кострах.

      Он заварил чай, а затем, уже пробуя, произнёс:

      – Ощути его вкус, и ты ощутишь вкус мгновения. Ты познаешь ёмкость мгновения, его скрытую тяжесть и красоту. Это, знаете ли, сродни вот чему. Наш поезд мчится в неизвестность, ты видишь за окном росчерк проносящихся перелесков. Но вот, представьте, поезд сделал неожиданную остановку, ты вышел из вагона в ночь – столь гулкую, столь непостижимую и огромную. Ты слышишь далёкие и близкие шорохи, чувствуешь запах сосновой смолы и земли, а из соседнего оврага пахнет сыростью, и ты догадываешься, что овраг этот столь глубок, аж дух захватывает.

      Так вот. Я хочу сделать в моём рассказе остановку. Точнее, мне надо вернуться в ту самую точку, с которой начался этот рассказ, и там остановиться, чтобы вдохнуть того воздуха.

      Итак, я стою на одном из холмов и называю имя своей любимой. Темнеет, Фатима отвечает мне с соседнего холма, мы спешим навстречу друг другу, я бегу вниз со своего холма, я падаю навстречу ей, а моё сердце в груди падает в сотню раз быстрей. А затем мы любим друг друга в высокой траве, меж двух холмов, там, где неподалёку журчит родник. Я зарываюсь в её грудь, что похожа на эти два холма, на которых расположена наша деревня, я хочу, чтобы она стала матерью моих детей. И вот – это то самое мгновение, которое имелось в виду, вот оно, я чувствую его вкус, оно пахнет кровью, женщиной и смертью.

      Мы настолько