Стефания. Путь к себе. Марго Генер

усталость. И если в первый раз понимала, что нужно лишь посидеть, то сейчас требовался более серьезный отдых.

      В следующей церкви, которая оказалась старше предыдущей на двести лет, шла подготовка к какому-то обряду. Люди обрезали цветы, выставляли их и выкладывали везде, где можно. От этого воздух внутри пропитался свежестью.

      Пока проводник совершал только ему понятные манипуляции с рюкзаком, я переводила дух и разглядывала своды. Низкие, неровные, похожие на потолок пещеры, выбеленной известкой, что значит, люди постарались сохранить первозданность.

      Проводник подошел, пока глазела на круглый подсвечник, блестящий, как свежеотлитая монета, и сказал:

      – Вечереет.

      – Мы заночуем где-нибудь? – с надеждой спросила я.

      Он кивнул.

      – Да, тут есть одно место.

      Через некоторое время мы сидели за столом в небольшом хостеле. Я, наконец, сняла куртку и расстегнула пуховые штаны, которые от длительной ходьбы пропитались влагой.

      Усталость валила с ног, я пыталась есть, но получалось с трудом. В итоге смогла запихнуть в себя пару котлет, о чем потом пожалела. Глядя на проводника, который уплетает комплексный ужин за обе щеки, я откинулась на спинку стула и слушала стук сердца.

      От переутомления и отсутствия пищи оно ухало сильнее, чем обычно. Как только тепло стало проникать в мышцы, я с облегчением подумала, что сейчас расслаблюсь. Но вместо расслабления меня догнала волна адреналина, от которой захотелось вскочить и бежать еще двадцать километров, лишь бы выработать его.

      – Я должна признаться, – сказала я, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, а по спине раз за разом прокатывается жар.

      Проводник перестал жевать и внимательно посмотрел на меня.

      – Слушаю внимательно.

      – Я боюсь, – выдохнула я, вдруг ощутив странное облегчение.

      Думала, проводник засмеется или сделает что-нибудь, что заставит меня еще глубже уйти в себя и укрыться в болотном уюте квартиры. Но его лицо стало серьезным, брови сдвинулись на переносице и между ними пролегла глубокая морщина.

      Несколько минут сидели молча. Я поглядывала на его суровое лицо, пока он пребывал в глубокой задумчивости. Наконец человек-проводник снова начал жевать и проговорил:

      – Очень хорошо, что ты это сказала.

      – Почему? – спросила я, встрепенувшись и обрадовавшись, что в своих думах он не забыл о разговоре.

      Проводник повторил:

      – Очень хорошо. Дав название своим ощущениям, ты наделяешь их формой. А все, что имеет форму, уязвимо. Каждый человек чего-то боится. Но лишь тот, кто признает свой страх, способен посмотреть на него и победить. Теперь тебе стоит увидеть его.

      – Кого? – переспросила я, потирая щеки, которые после мороза пылают, как адское горнило.

      Проводник выковырял из кекса изюмину и отправил в рот, затем ответил:

      – Страх. Увидь его.

      – Что это значит?

      – Когда ты увидишь страх, – стал пояснять он, – ты сможешь его понять.