Польский этюд. Книга вторая. Ирина Костина

Погибнешь – я тебе этого не прощу!

      дом канцлера А. И. Остермана

      – Австрийский посланник маркиз Антонио Ботта д’Адарно, – доложил слуга.

      – Проси, – поморщился Остерман, укутывая плотнее ноги шерстяным пледом, маскируя под ним таз с горячей водой и горчичным порошком.

      Гость, бросив дворецкому шубу, долго поправлял перед зеркалом примятые кружева и намокшие от снега кудри парика, прежде, чем подняться в кабинет. Имея пристрастие к красивой одежде, Ботта в Петербурге снискал славу модника, был вхож в аристократические дома и модные салоны, любим женским обществом, и дружен с Натальей Лопухиной.

      Он, в чьих жилах текла кровь итальянская, французская и немецкая, в равной степени сочетал в себе особенности характера всех своих предков: итальянская импульсивность в нём перемежалась с немецким упрямством и манерностью француза. Все движения его и мимика были полны экспрессии, а речь похожа на непрерывное чтение высокопарной оды. Выдержать час общения с таким человеком Остерман приравнивал к пытке.

      – Андрей Иванович! Простите за этот, возможно, несвоевременный визит. Но Вас совершенно невозможно застать во дворце! Я уже предпринял массу неудавшихся попыток, прежде чем мне сказали, что Вам нездоровится. Как это скверно. Примите мои сочувствия и пожелания в скорейшем выздоровлении! Я обещаю не злоупотреблять Вашим вниманием, дабы не мешать благополучному процессу исцеления, и буду весьма сдержан. Постараюсь изложить суть моего дела наикратчайшим образом, чтоб не утомлять Ваш дипломатический ум долгой и содержательной беседой.

      – Буду очень признателен, – отозвался Остерман, скрывая за любезной улыбкой искреннее желание, заткнуть кляпом неутомимого болтуна.

      – Вам, конечно известно, что в нынешней ситуации по разделу польского наследства, кайзер Фридрих-Вильгельм уже неоднократно своими действиями или же бездействием выказывал пренебрежение выгодам союза «трёх чёрных орлов» в угоду собственным, в чём нельзя упрекнуть моего австрийского цесаря Карла. Таким образом, Вы можете делать заключения, что цесарь верен своим обещаниям.

      Канцлер сдержанно кивнул, соглашаясь. Ботта продолжал:

      – Из чего я позволю себе сделать заключение, что, в свою очередь, цесарь вправе полагать, что и Вы будете верны своим обещаниям.

      – О каких обещаниях идёт речь?

      – О принце Антоне-Ульрихе и принцессе Анне Леопольдовне. Цесарь считает себя обманутым!

      – Что Вы имеете в виду? – нахмурился Остерман.

      – Вы обещали, что своим влиянием склоните государыню предпочесть Брауншвейгского принца в женихи её племяннице и будущей матери будущего наследника.

      – Разве это не так?

      – Не так! Принц Антон-Ульрих уже год, как живёт в Петербурге. Но принцесса откровенно избегает его! А государыня, всякий раз, как я заговариваю о помолвке, замалчивает и уклоняется от ответа.

      – Но тут Вы сами виноваты.

      – Я? – вскочил Ботта.

      – Кто просил Вас дарить принцессе портрет, который не соответствует настоящему