Польский этюд. Книга вторая. Ирина Костина

Бюрена сработал; ставка на Ягужинского оказалась точным попаданием в яблочко. Своё назначение посланником в Берлин Павел Иванович Ягужинский считал опалой, в которую его ввергли коварные козни завистника Остермана.

      В нахождении при дворе короля Фридриха-Вильгельма Ягужинский не видел ни пользы, ни личного интереса. Его натура жаждала бурной деятельности, развития, продвижения проектов, общения с передовыми мыслителями и вдохновителями идей. А здесь в Берлине он был вынужден изнывать от скуки.

      Кайзер прусский в глазах Ягужинского был чудаковатым монархом, который, из-за чрезмерной озабоченности внутреннего переустройства страны, целыми днями разъезжал по владениям, поучал крестьян, как им пасти скот или растить брюкву. Видимо, мнил себя в этих вопросах большим знатоком. Кроме того, был невероятный сквалыга и скопидом. Не терпел бездельничества и мог, завидев на своём пути праздно шатающегося горожанина, приказать поймать бездельника и отлупить. Поэтому, издали завидев короля, горожане разбегались от него в рассыпную и прятались по домам.

      То же касалось и придворных особ, которые, по его мнению, должны постоянно быть при делах, а не слоняться по дворцовым залам. Отсюда легко догадаться, что придворная жизнь в Берлине кардинально отличалась от Петербургской, изобилующей ассамблеями, балами, маскарадами и прогулками.

      В вопросах внешней политики Фридриха-Вильгельма интересовали лишь отношения с соседствующей Австрией, в правителе которой он видел своего ближайшего соратника и друга. Поэтому предложения, поступающие от посланников австрийского цесаря, рассматривались им в первую очередь и, чаще всего, имели положительную резолюцию.

      Все остальные проекты подвергались сомнениям и тщательной проработке в поисках подвоха. Король имел особенность подозревать, что все вокруг имеют намерение обмануть его. И когда его маниакальная подозрительность вдруг находила своё подтверждение, король впадал в огорчения, обижался, как ребёнок, и глубоко страдал, уходя в длительную депрессию, отменяя визиты и целые рауты.

      Учитывая, что Фридрих-Вильгельм уже считал себя обиженным и обманутым русским двором, посеять в его уме сомнение в очередных обещаниях русской императрицы не составляло никакого труда. Король изначально был настроен недоверчиво ко всему, что станет излагать ему посланник Анны Иоанновны. К тому же импульсивность и упрямство, с которыми Левенвольд взялся за дело, ещё больше настроили Фридриха-Вильгельма на сопротивление.

      И Ягужинскому достаточно было лишь не вмешиваться и не пытаться ни в чём разубедить короля, чтоб оправдать доверие Бюрена и приложенную им сумму денег.

      Впрочем, деньги тут были ни причём. Главной мотивацией для Ягужинского послужило обещание фаворита походатайствовать об его возвращении к петербургскому двору. Павлу Ивановичу осточертела скука прусского дома, где он, страшно признаться, от отсутствия развлечений, стал уже находить удовольствие