Видящая. Розалинда Шторм

нет, я была в больнице.

      Тетка почесала голову под бигудюшкой и смерила меня подозрительным взглядом. Явно не поверила. Мне захотелось сказать какую-нибудь пакость, но пришлось сдерживаться. Как бы то ни было, до совершеннолетия она считалась моим опекуном. Пришлось действовать иначе, а то прилипнет и будет выяснять обстоятельства до самого утра.

      – Тетя, посмотри на меня и скажи, клюнул бы на меня богатый мужчина?

      Хотелось бросить фразу с вызовом, но получилось с горечью.

      – Ну, – протянула Тома. – На такую серую моль, как ты? Вряд ли бы.

      Она не преувеличивала, я и была молью: волосы оттенка асфальта, серая радужка глаз. Да и кожа выглядела болезненно-бледной, сероватой.

      – Что и требовалось доказать.

      – Но, – не преминула она добавить. – То нормальный, а сейчас полно извращенцев.

      – Тетя! – возмутилась я.

      – Ладно уж, поверю на первый раз, – все же смилостивилась она. – Иди и спи. Завтра в школу. Не забудь справку, иначе прогулы поставят, а меня опять к директору вызовут.

      Я кивнула и пошла к себе, мысленно радуясь, что так легко отделалась. И тут же внутренне похолодела. Справки у меня не было, что означало прогулы и нависшую опасность прихода ненормальной работницы из соцслужбы, желающей отобрать меня у Томы и вернуть в интернат. Как бы ни была плоха тетка, но в интернате было еще хуже. Вот только пересилить себя и вернуться к Королеву я тоже не могла. Как вспоминала ужасное черное лицо, так ощущала дрожь отвращения и ужаса.

      – Эй, погоди! – окликнула Тома, когда я уже закрывала дверь в свою комнату.

      – Что опять? – грубовато ответила ей.

      – Не чтокай! – прикрикнула тетка. – Ты, говоришь, богатая сегодня?

      – Угу. – Я сразу поняла, куда она клонит.

      – Тогда дай тетушке денег на вкусное. Я волновалась, беспокоилась о тебе, ночь не спала, все думала, как ты бедняжка одна в больнице.

      Глаза тетки заблестели от предвкушения, пальцы скрючились, приготовившись сжимать хрустящие купюры. Тома не пила, не принимала наркотики, она была патологической сладкоежкой и тратила все сбережения на торты и конфеты.

      – Хорошо, немного дам, – ответила я.

      Если не поделюсь, она заберет все. И тогда мне придется ходить в одежде дочери Королева. Фу!

      Тома не была мне кровной родственницей. Но когда мама умерла, а меня забрали в интернат, именно она вызволила никому не нужную восьмилетнюю малышку из этого страшного места. Как и откуда она появилась, тетка не говорила, упоминала лишь о том, что выполняла волю покойной. Вначале я допытывалась, а потом отстала, не хочет говорить и не нужно.

      У Томы была специфическая мораль: меня она за личность не считала, любила поизмываться, периодически спускала на сладкое мое пособие и свою зарплату, забывала купить самое необходимое. Но если кто-то другой желал причинить мне вред, превращалась в орудие мести и не успокаивалась до тех пор, пока виновник не приползал на коленях, прося прощение.

      Отдав часть денег, я все-таки закрыла дверь в свою комнату. Моментально накатила