За рекой, в тени деревьев. Эрнест Хемингуэй

здоровьем у вас все в порядке, полковник, – повторил врач. – Жалко, что я не могу с тобой поехать. Но я и стрелять не умею.

      – Ну и черт с ним, – сказал полковник. – Какая разница? У нас в армии никто не умеет стрелять. Мне очень хотелось, чтобы ты со мной поехал.

      – Я вам дам еще одно лекарство, вдобавок к тому, что вы принимаете.

      – А разве есть такое лекарство?

      – По правде говоря, нет. Хотя они там что-то придумывают.

      – Ну и пусть придумывают, – сказал полковник.

      – Весьма похвальная жизненная позиция, господин полковник.

      – Иди к черту. Так ты не хочешь со мной ехать?

      – С меня хватит уток в ресторане «Лоншан» на Медисон-авеню, – сказал врач. – Летом там кондиционированный воздух, а зимой тепло. Не надо вставать чуть свет и напяливать на себя теплые кальсоны.

      – Ладно, городской пижон. Что ты понимаешь в жизни?

      – И никогда не хотел понимать, – сказал врач. – А со здоровьем у вас все в порядке, господин полковник.

      – Спасибо, – сказал полковник и вышел.

      Глава третья

      Это было позавчера. А вчера он выехал из Триеста в Венецию по старой дороге, которая шла от Монфальконе до Латизаны и потом прямо по равнине. Шофер у него был хороший, и он спокойно привалился к спинке переднего сиденья, поглядывая на места, которые знал еще мальчишкой.

      «Сейчас они выглядят совсем иначе, – думал он. – Наверно, потому, что расстояния кажутся другими. Когда стареешь, все как будто становится меньше. Да и дороги теперь получше, и пыли такой нету. Когда-то я проезжал здесь на грузовике. Но чаще мы ходили пешком. Все, о чем я тогда мечтал, – это найти хоть полоску тени для привала и колодец на крестьянском дворе. И конечно – канаву. Ну до чего же меня в те времена привлекали канавы!»

      Они свернули и по временному мосту переехали через Тальяменто. Берега зеленели, а на той стороне, где было поглубже, какие-то люди удили рыбу. Взорванный мост восстанавливали, гулко стучали клепальные молотки, а в восьмистах ярдах от моста стояли разрушенный дом и службы; по развалинам усадьбы, когда-то построенной Лонгеной, было видно, где сбросили свой груз средние бомбардировщики.

      – Нет, вы подумайте, – сказал шофер. – У них что ни мост, что ни станция – кругом на целые полмили одни развалины.

      – Отсюда мораль, – сказал полковник, – не строй себе дом или церковь и не нанимай Джотто писать фрески, если твоя церковь стоит в полумиле от моста.

      – Я так и знал, господин полковник, что тут должна быть своя мораль, – сказал шофер.

      Они миновали разрушенную виллу и выехали на прямую дорогу; в кюветах, обсаженных ивами, еще стояла темная вода, а на полях росли шелковицы. Впереди ехал велосипедист и читал газету, держа ее обеими руками.

      – Если летают тяжелые бомбардировщики – другая мораль: отступи на целую милю, – сказал шофер. – Правильно, господин полковник?

      – А если управляемые снаряды, то не на одну, а на двести пятьдесят миль. Ну-ка, погудите велосипедисту!

      Шофер погудел, и тот съехал на обочину, так и не взглянув на них и не притронувшись к рулю. Когда они